Чай, вежливые расспросы о здоровье, о делах общего знакомого… Астманов вытерпел все, что предписывал этикет в данном случае, а затем предложил Темиру подышать свежим воздухом в беседке под огромными соснами.
– Возможно, мне понадобится ваша помощь в Мазари-Шарифе, – без обиняков начал Астманов, – мне здесь служить два года, всякое может быть, Темир. В Союзе, думаю, сочтемся. Я у вас не смогу бывать. Как ни маскируйся – вычислят, пойдут расспросы – мне это не нужно.
– Нам тоже, – в тон ответил иранец. – Хуршед там неплохо устроился. А здесь все по-другому. Мы раздражаем новую власть. Она ищет контакты с аятоллой. Ваши тоже двурушничают. Революция, революция… Да им важно, что Хомейни задницу американцам надирает. Тебе скажу – мы уходим отсюда, – Темир сделал предупреждающий жест. – Не спрашивай куда и зачем. Не могу ответить. Сначала в Кабул, здесь тупик. Потом видно будет. Есть еще места, где не забыли истинно революционного учения…
– Хуршед говорил мне о том, что ввод войск даст вам простор для действий, он прав?
– Всю жизнь он был теоретиком. Так им и остался. Ваши в один миг срослись с местными ревизионистами. И теперь выполняют две роли – защищают интересы Бабрака, пьяницы и интригана, и охраняют самих себя. Народу не стало легче. Сам увидишь, у дорог все разрушено, крестьяне бегут из своих домов, миллионы беженцев. Половина Афганистана в лагерях. И знаешь, где их больше всего? В империалистическом Пакистане и клерикальном Иране. Вот там они хлеб и мир имеют. А здесь «чель орду» – сороковая армия снарядов не жалеет. То ли со страху, то ли по глупости. Стоит только местным партийцам или военным сказать, что вот в этом кишлаке банда или этот вот караван с оружием – и ваши разметут все на белом свете. Афганцы водят за нос Москву. Смотри, их «Родина в опасности», а в одной Москве тысячи афганцев гуляют, никто назад не хочет возвращаться. А те, что были нормальные, так их выбили еще зимой. Конечно, у них теория была: один патрон – один душман. С одним магазином шли… Шахиды… Торговцы – движущая сила этой революции! Они ее и задушат, как только мешать начнет.
– Ты мне это говоришь, Темир, не боишься, а с Мазари-Шарифом, понял, раздумываешь: сказать не сказать.
– То, что я тебе сказал, ваш партийный советник от меня месяц назад услышал. С тех пор стороной обходит. Да это неважно. Через неделю нас здесь не будет. А тебе что нужно? Информация – обстановка, спрятать – взять, уйти – отсидеться? Ты же лазутчик? Но тебя все равно акцент выдаст, хотя говоришь ты хорошо. Мне до этого дела нет, чем ты будешь промышлять. Хуршеду я обязан… В старом городе найди гостиницу «Балх», рядом увидишь дукан – ковры, посуда. Сын хозяина, Джамшед, наш товарищ. Передавай привет от меня, от Хуршеда. Думаю, вы найдете общий язык. Все продается в этой стране… И не так уж дорого. Если жизнь здесь ничего не стоит… – Темир не успел закончить сакраментальную фразу – за забором грохнуло, беседка затряслась от осколков дикого камня. – Под крышу, быстрее, – крикнул Темир.
Только успели заскочить в черный проем, как от второго взрыва здание тряхнуло и двор стал медленно освещаться дрожащим желтым пламенем. На четвереньках из коридора проползли в комнату. Дрожащий свет усиливался.
– Что это они освещают? – стараясь быть спокойным, спросил Астманов.
– Шайтан бы их осветил, – ответил Темир, – это их сосны горят, как свечки, в другом конце, где партийный комитет.
Пальба набирала силу. Теперь уже со всех сторон был слышен треск автоматных очередей, тугие разрывы мин и гранат.
– И так почти каждую ночь, – засмеялся Темир, подтягивая тощую курпачу, явно устраиваясь на отдых. – Главное, чтобы шурави с майдона не вмешивались. Там калибры посерьезней, а вот насчет меткости – не знаю…
Утром, уже сидя в кабине грузовичка, Астманов поймал на себе внимательный взгляд круглолицего бородатого крепыша в полувоенной форме. В обличье – примесь восточной крови, глаза чуть раскосые, карие. Бородач приветливо улыбался, только что рукой на прощание не махал. Что-то знакомое, настораживающее припомнилось Астманову. Явно свой, спец… Ну, спасибо, Темир – железо хамаданское. Сдал контакт… Впрочем, что можно выкрутить из всей этой поездки в «Спинзар»? Опоздание на сутки даже на самоволку не тянет. Астманов на всякий случай кивнул с улыбкой бородачу, и тот приподнял ладонь к сердцу…
Отсидев пару часов в тени навеса у Рахима, Астманов дождался, когда на полосу приземлится борт из Кабула, и, смешавшись с толпой, высыпавшей из самолета, уверенно двинулся в направлении места дальнейшей службы.
Молчание Рахима было обеспечено вполне приличной суммой, на этот раз в дензнаках Демократической Республики Афганистан, покупкой двух бутылок водки с винтовой пробкой и обещанием помочь брату в поисках должников из местных воинских частей.

Райский уголок

Астманов толкнул затянутую маскировочной сетью калитку и очутился в райском уголке. Изумрудные кустики осоки, гранатовые деревца, плющ, приникший к брезенту палатки. У чайного столика, в самодельных шезлонгах, предавались утреннему кайфу двое…
«Старший лейтенант Астманов. Прибыл для дальнейшего прохождения службы…» Через полчаса он стал обладателем койки и тумбочки, познакомился со своим предшественником, который не скрывал радости от того, что может упаковывать чемоданы.
Редакция и типография дивизионной газеты «За честь Родины» являли собой образец того, как военный люд может устроить свой быт, когда ему не мешают жить по своему разумению в самых суровых условиях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17