ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
.. На этот счет у тебя зверский иммунитет.
- Да уж! - хихикнул Трифон.- Нет как нет у меня болезни Боткина! Это я
здорово про тебя скаламбурил - в самую бубочку! Болезнь Боткина, ха-ха,
хо-хо!
Алеша тихонько вернулся в саклю. Маленький Гриша весь утонул в раскладушке,
но спал вверх лицом, на котором играл удивительный свет, то ли лунный, то ли
звездный, то ли еще более дальний и сильный.
- Я, пожалуй, сейчас поеду. Спать мне совсем не хочется. Сахар еще остался,
на дорогу как раз хватит. Куплю в крайнем случае,- шепотом думал Алеша.- А
маму Грише никто не заменит, он еще маленький, маму во сне зовет... а мама
тоже где-то поблизости не спит, глаза таращит... Я, пожалуй, сейчас поеду.
Алеша вынул брата из раскладушки и перенес на свою кровать, - чтобы спать
ему было просторнее. Сонный Гриша обнял Алешу за шею и засопел ему в ухо.
Младший брат - это чудесно, подумал Алеша, это здорово, когда младший брат
так беспомощно тебя обнимает во сне и сопит тебе в ухо! А всякое там... со
временем тоже уладится. И притом с таким замечательным братом я сумею всегда
сговориться, мы будем друг другу писать, и потом он приедет ко мне. Он же
будет все время расти и все понимать, у него и сейчас уже есть характер и
воля: "Человек! Мы же - братья!" - вспомнил Алеша, улыбнулся и подошел на
цыпочках к печке, там он видел днем карандаш и ломтик картонки. Вот они!
Улыбаясь, Алеша нацарапал карандашом на картонке несколько слов и положил
это на видное место - не под подушку Грише, а рядом, на простыне, чтобы он,
проснувшись, сразу нашел послание брата.
Теперь Алеша хотел оставить записку отцу. Без этого он никак уехать отсюда
не мог. Но бумаги больше нигде не нашлось. Зато нашлась коробка с розовыми
мелками. Алеша взял оттуда один розовый стержень и, сойдя бесшумно с
крыльца, написал на дощатом столе: "Дорогой папа! С болезнью Боткина жить
можно. Я поехал. Алеша".
Он отвязал лошадь и спустился с ней по тропе с другой стороны, чем приехал.
Какая удача, что кто-то когда-то протоптал этот путь с противоположного
склона! Теперь Алеша тихо-тихонечко объехал скалу и глянул вверх - на
прощание. Там, в скале, наверху, была голубая сакля с верандой, побеленная
известью с синькой. За одной голубой стеной спал Гриша, очень младший и
очень родной брат, мама которого где-то поблизости таращит глаза и не спит.
За другой голубой стеной курил и работал очень старший и очень родной отец,
художник Сергей Боткин, который детям своим передал по наследству
удивительную болезнь, можно сказать, душевную.
Алеша распрямился и полетел. На востоке уже золотилось прозрачное небо,
расцветая воздушными облаками. Облака на глазах превращались в самую разную
живность: вот прошел кудрявый баранчик, стал баранчик кудрявой собачкой,
собачка - кудрявой кошкой, кошка - кудрявой курицей, курица стала бабочкой,
бабочка - дальше некуда... вишней.
Вишневое солнце вышло из моря.
Всаднику было на вид лет тринадцать-четырнадцать. Краснокожий, с узким
скуластым лицом, был он похож на индейца. Тугая повязка вокруг головы
сдерживала длинную черную гущу над бронзовым лбом. Во всем его облике
наблюдалось достоинство души, мыслящей самостоятельно и привыкшей изъявлять
свою волю. На миг он крепко закрыл глаза, ослепленные ранним солнцем. И
увидел такое же солнце в собственном существе. Это солнце вращалось,
разгораясь в космическом мраке телесной Алешиной жизни. Он хотел удержать
это солнце навеки в недрах одушевленного тела, - чтоб, как сердце,
пульсировал в ритме Вселенной этот огненный мускул неба.
Но, разгораясь, Алешино солнце уменьшалось, сжималось и, наконец,
превратилось в блестящую синюю звездочку, которая скрылась в незримых
звездных глубинах, однажды родясь в глубинах Алешиной жизни, ослепленной
утренним солнцем Крыма. Эта звездочка, подумал Алеша, свободно плавает в
каждой капле пространства и времени, но рождается лишь в человеке, который
смотрит на солнце, а потом закрывает глаза. Эта звездочка - вроде мысли,
когда моя воля ее отправляет плавать по миру, чтобы узнать, какой он... там,
где я никогда не буду.
И он снова проделал свой солнечный фокус, и снова в Алеше зажглась блестящая
синяя звездочка - посланница солнца.
От такой чепухи, доступной каждому смертному, он испытал сильнейшее чувство
любви, свободы и счастья. И запел свою какую-то песню без слов - как птица.
Как птица, поющая благодарение радости.
Многие утром спустились с гор по разным делам - на бахчу, на кукурузное
поле, на почту, в контору. И увидели, как промчался поющий всадник. Они
сочли это добрым знамением - и дела их пошли на лад.
1980
ТАБУРЕТКА
Жили-были старик с табуреткой. Старику было сто лет, и стал он такой
маленький, что спал в колыбели, а табуретка ногой колыбель качала и пела ему
песенки.
Бывало, проснется старичок Филофей, а тут как тут табуретка стоит с кашкой и
тертой свеклой или с пюре морковно-яблочным.
Потом бежит, кувыркаясь, табуретка на рынок, в аптеку, в магазин и на почту.
На почте она шлет открытки и письма детям, внукам и правнукам старичка
Филофея, поздравляет их с Рождеством, с Новым годом, с Первым мая, с днем
рожденья и с днем именин, а внизу подпись ставит - "Ваши старичок Филофей и
табуретка".
Потом она домой скачет с творожком, с овощами, с овсянкой, с лекарствами
травяными. Дома быстренько табуретка одевает старичка для прогулки, кладет
его в детскую коляску, на сквер катит, а там уж, на сквере, они за ручку
гуляют, и табуретка покупает старичку леденец на палочке или воздушный шар.
На прогулке следит табуретка, чтоб у старичка Филофея шарфик не развязался,
а то ведь простудится старичок с непригляда, будет чихать, кашлять, в ознобе
трястись, бредить в жару и звать свою старушку, жену-красавицу Анастасию
Васильевну, которая давно улетела на небо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
- Да уж! - хихикнул Трифон.- Нет как нет у меня болезни Боткина! Это я
здорово про тебя скаламбурил - в самую бубочку! Болезнь Боткина, ха-ха,
хо-хо!
Алеша тихонько вернулся в саклю. Маленький Гриша весь утонул в раскладушке,
но спал вверх лицом, на котором играл удивительный свет, то ли лунный, то ли
звездный, то ли еще более дальний и сильный.
- Я, пожалуй, сейчас поеду. Спать мне совсем не хочется. Сахар еще остался,
на дорогу как раз хватит. Куплю в крайнем случае,- шепотом думал Алеша.- А
маму Грише никто не заменит, он еще маленький, маму во сне зовет... а мама
тоже где-то поблизости не спит, глаза таращит... Я, пожалуй, сейчас поеду.
Алеша вынул брата из раскладушки и перенес на свою кровать, - чтобы спать
ему было просторнее. Сонный Гриша обнял Алешу за шею и засопел ему в ухо.
Младший брат - это чудесно, подумал Алеша, это здорово, когда младший брат
так беспомощно тебя обнимает во сне и сопит тебе в ухо! А всякое там... со
временем тоже уладится. И притом с таким замечательным братом я сумею всегда
сговориться, мы будем друг другу писать, и потом он приедет ко мне. Он же
будет все время расти и все понимать, у него и сейчас уже есть характер и
воля: "Человек! Мы же - братья!" - вспомнил Алеша, улыбнулся и подошел на
цыпочках к печке, там он видел днем карандаш и ломтик картонки. Вот они!
Улыбаясь, Алеша нацарапал карандашом на картонке несколько слов и положил
это на видное место - не под подушку Грише, а рядом, на простыне, чтобы он,
проснувшись, сразу нашел послание брата.
Теперь Алеша хотел оставить записку отцу. Без этого он никак уехать отсюда
не мог. Но бумаги больше нигде не нашлось. Зато нашлась коробка с розовыми
мелками. Алеша взял оттуда один розовый стержень и, сойдя бесшумно с
крыльца, написал на дощатом столе: "Дорогой папа! С болезнью Боткина жить
можно. Я поехал. Алеша".
Он отвязал лошадь и спустился с ней по тропе с другой стороны, чем приехал.
Какая удача, что кто-то когда-то протоптал этот путь с противоположного
склона! Теперь Алеша тихо-тихонечко объехал скалу и глянул вверх - на
прощание. Там, в скале, наверху, была голубая сакля с верандой, побеленная
известью с синькой. За одной голубой стеной спал Гриша, очень младший и
очень родной брат, мама которого где-то поблизости таращит глаза и не спит.
За другой голубой стеной курил и работал очень старший и очень родной отец,
художник Сергей Боткин, который детям своим передал по наследству
удивительную болезнь, можно сказать, душевную.
Алеша распрямился и полетел. На востоке уже золотилось прозрачное небо,
расцветая воздушными облаками. Облака на глазах превращались в самую разную
живность: вот прошел кудрявый баранчик, стал баранчик кудрявой собачкой,
собачка - кудрявой кошкой, кошка - кудрявой курицей, курица стала бабочкой,
бабочка - дальше некуда... вишней.
Вишневое солнце вышло из моря.
Всаднику было на вид лет тринадцать-четырнадцать. Краснокожий, с узким
скуластым лицом, был он похож на индейца. Тугая повязка вокруг головы
сдерживала длинную черную гущу над бронзовым лбом. Во всем его облике
наблюдалось достоинство души, мыслящей самостоятельно и привыкшей изъявлять
свою волю. На миг он крепко закрыл глаза, ослепленные ранним солнцем. И
увидел такое же солнце в собственном существе. Это солнце вращалось,
разгораясь в космическом мраке телесной Алешиной жизни. Он хотел удержать
это солнце навеки в недрах одушевленного тела, - чтоб, как сердце,
пульсировал в ритме Вселенной этот огненный мускул неба.
Но, разгораясь, Алешино солнце уменьшалось, сжималось и, наконец,
превратилось в блестящую синюю звездочку, которая скрылась в незримых
звездных глубинах, однажды родясь в глубинах Алешиной жизни, ослепленной
утренним солнцем Крыма. Эта звездочка, подумал Алеша, свободно плавает в
каждой капле пространства и времени, но рождается лишь в человеке, который
смотрит на солнце, а потом закрывает глаза. Эта звездочка - вроде мысли,
когда моя воля ее отправляет плавать по миру, чтобы узнать, какой он... там,
где я никогда не буду.
И он снова проделал свой солнечный фокус, и снова в Алеше зажглась блестящая
синяя звездочка - посланница солнца.
От такой чепухи, доступной каждому смертному, он испытал сильнейшее чувство
любви, свободы и счастья. И запел свою какую-то песню без слов - как птица.
Как птица, поющая благодарение радости.
Многие утром спустились с гор по разным делам - на бахчу, на кукурузное
поле, на почту, в контору. И увидели, как промчался поющий всадник. Они
сочли это добрым знамением - и дела их пошли на лад.
1980
ТАБУРЕТКА
Жили-были старик с табуреткой. Старику было сто лет, и стал он такой
маленький, что спал в колыбели, а табуретка ногой колыбель качала и пела ему
песенки.
Бывало, проснется старичок Филофей, а тут как тут табуретка стоит с кашкой и
тертой свеклой или с пюре морковно-яблочным.
Потом бежит, кувыркаясь, табуретка на рынок, в аптеку, в магазин и на почту.
На почте она шлет открытки и письма детям, внукам и правнукам старичка
Филофея, поздравляет их с Рождеством, с Новым годом, с Первым мая, с днем
рожденья и с днем именин, а внизу подпись ставит - "Ваши старичок Филофей и
табуретка".
Потом она домой скачет с творожком, с овощами, с овсянкой, с лекарствами
травяными. Дома быстренько табуретка одевает старичка для прогулки, кладет
его в детскую коляску, на сквер катит, а там уж, на сквере, они за ручку
гуляют, и табуретка покупает старичку леденец на палочке или воздушный шар.
На прогулке следит табуретка, чтоб у старичка Филофея шарфик не развязался,
а то ведь простудится старичок с непригляда, будет чихать, кашлять, в ознобе
трястись, бредить в жару и звать свою старушку, жену-красавицу Анастасию
Васильевну, которая давно улетела на небо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20