Меня тронуло ее приподнятое настроение. В ее желто-зеленых глазах я увидела машущего рукой Председателя Мао.
Потом она рассказала мне, что Председатель Мао сфотографировался с тремя сотнями юных приверженцев его учения, среди которых оказалась и она. Снимок был сделан в Большом народном зале, ребята стояли в пять рядов на роскошной террасе, за ними висело вышитое изображение Великой Китайской стены. Дикий Имбирь была почти в середине, от Председателя Мао ее отделяли только два человека. Юные маоисты почти три часа прождали вождя, а когда Председатель Мао наконец появился, они закричали от восторга. Дикий Имбирь изо всех сил старалась не моргать, когда фотограф просил всех подготовиться, это был главный снимок в ее жизни, она не хотела его испортить. Но чем больше она старалась держать глаза открытыми, тем хуже это получалось. Сверкнула вспышка фотоаппарата – снято. На фотографии с великим спасителем нации она была запечатлена с почти закрытыми глазами.
* * *
Я долго бродила по улицам, размышляя, как спасти жениха, не навредив подруге. Ничего не видя перед собой, я шла, натыкаясь на велосипедистов, и совершенно ничего не могла придумать. Наконец мне в голову пришла одна мысль, вытеснившая все остальные.
Я решила обвинить во всем саму себя.
Я решила признать себя соучастницей преступления и разделить вину с женихом, в надежде, что его дело будет пересмотрено и приговор смягчен. Сработает мой план или нет, но я точно знала, что без любимого моя жизнь потеряет всякий смысл. Оказаться в тюрьме значило для меня быть ближе к нему. А еще, как я вижу теперь, мне хотелось наказать себя за то, что я не смогла выдать бывшую подругу.
Я не осмелилась посвятить близких в свой план. Мое решение принесет им лишь боль и ляжет позорным пятном на всю семью. Я была уверена, что родители, братья и сестры будут пытаться отговорить меня. Возможно, я просто струсила, но я была влюблена. И Вечнозеленый Кустарник, и Дикий Имбирь были дороги мне, я просто не могла предать одного из них.
В последний раз я сидела со своими близкими за обеденным столом, над которым висела тусклая лампочка. Мы ели соленые бобы с кашей. Какое-то время все молчали. Потом мои братья и сестры заговорили о вынесенном Вечнозеленому Кустарнику приговоре.
– Слишком сурово, – сказала одна из сестер.
– Слишком сурово? – усмехнулся отец. – В 1957 году ваш дядя был приговорен к двадцати годам тюрьмы просто за то, что до Освобождения был полицейским. Он, видите ли, служил не тому правительству. Слава богу, это никак не коснулось остальных членов семьи и больше никто не был посажен за решетку или отправлен в ссылку. А такое вполне могло произойти, это традиция, позаимствованная из древних законов.
– В наши дни правительству не нужно никаких причин, чтобы упрятать кого-то в тюрьму или отправить на расстрел, – вздохнула мама. – Не могу понять, что толкнуло Вечнозеленого Кустарника на такой поступок. Клен, может, ты знаешь?
– Мам, он не делал этого.
– Но его же поймали? – спросил брат. – У него в сумке были инструменты.
Я старалась контролировать себя.
– Его подставили? – обратилась ко мне сестра.
– Но кто мог это сделать? – давил брат.
Все вдруг оторвались от своей еды и устремили на меня свои взгляды. Держа рот на замке, я опустила голову и уставилась в свою тарелку.
– Но ты ведь не причастна? – спросила сестра.
Я помотала головой.
– А может быть… Боже, мне даже страшно об этом подумать. – Мама прикрыла рот руками. – Дикий Имбирь – такая милая девочка, хоть и пытается казаться грубой. Я уверена, что это лишь для того, чтобы показать свою приверженность партии и заработать хорошую репутацию. Она не злодейка, но… Что я, старуха, знаю о современной молодежи и ее нравах? Беды и несчастья не всегда порождают ангелов.
Отец отложил свои палочки и повернулся ко мне.
Я успела подняться из-за стола до того, как он велел мне рассказать правду. Извинилась, сказала, что должна идти в школу на занятия по маоизму.
На следующее утро я встала рано, пошла в городской муниципалитет и спросила главного следователя. После того как я объявила себя антимаоистом и заявила о своей причастности к произошедшему на стадионе, меня отвели в комнату для допросов.
Появился вооруженный человек. Он представился как господин Ванг, помощник следователя.
– Партия и народ рады, что ты образумилась и решила встать в ряды приверженцев Мао. – Он велел мне представить свое признание в письменном виде, прежде чем я смогу встретиться со следователем. – Тебе будет дана неделя на подготовку заявления.
– Я должна написать его здесь? – спросила я.
– Разумеется.
– Можно мне ночевать дома?
– Нет.
– Но…
– Уверен, что ты готова к ожидающим тебя трудностям.
– Да. А то, что я сама пришла с повинной, мне как-нибудь зачтется?
– Кем ты себя возомнила? Героиней? – Он развернулся и вышел, громко хлопнув дверью.
Меня заперли в камере без окон, и я начала составлять свое признание. Я мало что могла сказать кроме того, что снабжала Вечнозеленого Кустарника инструментами. Лгать оказалось не так легко, как я предполагала. Не оговори я себя как следует, мой план провалился бы, но, сказав слишком много, можно было выдать подругу. Так что я решила просто назваться антимаоистом и написать абстрактные рассуждения по этому поводу.
Глупо. Но что еще я могла написать? Проблема состояла в том, чтобы подогнать все факты и подвести логическое обоснование.
Но ведь мы все верили, что сможем выжить после атомного взрыва, а на самом деле даже не знали, какой вред он нанесет. Председатель Мао сказал, что нам нечего бояться, что у нас нет причин для страха, и мы не боялись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51