«Да, ты нравишься ей, но не настолько, чтобы ради тебя нарушить данную Председателю Мао клятву».
– Я не вправе судить свою подругу, – наконец произнесла я.
– Ты знаешь, что она показала мне свой дневник? – Он начал ходить туда-сюда.
– Нет. – Я ходила за ним.
– Ты знаешь, что она ведет дневник?
Я промолчала, не могла же я сказать, что все написанное в этом дневнике выдумка.
– Мы… – он понизил голос, – у нас сейчас установились особенные отношения, но ее поведение меня удивляет.
– Она упоминает о тебе в своем дневнике?
– Нет, ни словом.
– Но это не значит, что она о тебе не думает.
– Спасибо. Как раз это я и хотел услышать.
– Этот дневник, – не знаю почему, я вдруг решила раскрыть эту тайну, – только для показухи. Он будет издаваться по всей стране и цитироваться в учебниках.
– Тогда зачем, черт возьми, она его ведет и всерьез называет своим дневником?
– Она – пример образцового маоиста для всей страны, поэтому и делать ей приходится то, что ожидают от маоиста.
– Меня это очень беспокоит. Клен, позволь сказать тебе кое-что. Дикий Имбирь отличается удивительными чертами характера, но в ней есть фальшь. Из-за которой мы постоянно ссоримся: все, что ей нужно от жизни, – это распространение учения Мао. Возможно, инстинктивно она и хочет того же, что и все люди, но противится этому. Она пытается искоренить в себе естественные человеческие желания.
– Ну, ты должен понимать, что это не так-то просто – отказаться от личной жизни ради общенародного дела.
– Общенародного дела? Клен, ты серьезно?
Я понимала, что это был слабый аргумент. На самом деле то, что его волновало, было и мне небезразлично.
– Откровенно говоря, мне совершенно не интересно преподавать эти танцульки.
– Почему ты не говоришь «Великий танец»?
– Я специально так сказал. Для меня это просто танцульки, которые всех принуждают разучивать. У людей есть дела и поважнее, им надо отдохнуть, сделать что-то по хозяйству, приготовить обед, почитать, поиграть, просто побыть вместе и заняться… – прервал он фразу и опустил голову.
– Первая часть ее дневника будет опубликована уже через пару месяцев. – Я решила вернуться к прежней теме.
– Я не собираюсь его читать, – твердо заявил он. – А ты?
– Вряд ли он мне понравится, но я прочитаю. Я делаю все, о чем меня просит Дикий Имбирь.
Вечнозеленый Кустарник повернулся ко мне и взглянул на меня с подозрением, затем улыбнулся и произнес:
– Слушая тебя, мне хочется стать женщиной, чтобы побольше сблизиться с Диким Имбирем.
– Мне кажется, что я с ней совсем не близка и даже не понимаю ее.
– Что ты имеешь в виду?
– Да хотя бы, например, эту историю с дневником. Издать его – значит узаконить одну большую ложь, а это нечестно, даже вредно. Этот дневник нанесет огромный вред умам молодых людей. В нем создан нереальный образ маоиста. Последствия его издания станут губительны не только для Дикого Имбиря. Других людей станут принуждать подражать ей: наша героиня может так поступить, почему же вы не можете?
– Я преклоняюсь перед тобой, Клен. Я преклоняюсь перед тобой, правда. Спасибо, что ответила на мои вопросы… Дикому Имбирю повезло, что у нее есть такая подруга.
– Не стоит благодарности. – Его комплименты вызвали у меня только горечь. – Ей повезло, что у нее есть то, что у нее есть. Ко мне это не имеет никакого отношения. Мы с ней… Я не могу достичь того, чего достигла она, и вряд ли смогу в будущем. Не то чтобы я согласна со всем, что она делает. Я не могу быть такой же ревностной маоисткой, у меня нет таких мотивов, я не так заинтересована, не так поглощена этой идеей. Конечно, я могу процитировать кучу изречений Мао, но я заучивала их только для того, чтобы ответить в школе. Дикий Имбирь… Не могу сказать, что она притворяется. Скажем так, ей известно не понаслышке, что значит считаться антимаоистом, и я не имею права судить ее. Она пишет этот дневник со всей откровенностью, и если и пытается что-то скрыть, то лишь потому, что сама считает это непристойным и намерена искоренить это в себе. Кроме того, Дикий Имбирь верит, что у нее все получится.
– А у нее получится?
– Она живет ради победы.
– А возможно ли, что появится кто-то, кто сможет изменить ее мнение?
– Об этом не меня надо спрашивать.
– Ты поощряла ее стремление стать маоистом?
– Нет.
– Почему?
– Мне… жаль ее, очень жаль. Ей от многого приходится отказываться ради достижения своей цели.
14
– Все на уроки Великого танца! – призывали активисты, расхаживая по округе и звоня в колокольчики. – Приказ секретаря районного отдела партии! Ровно в десять часов на рыночной площади! Покажите на деле свою преданность Председателю Мао!
– Танцульки! Танцульки! – весело кричали дети, бегая следом за активистами.
Пройдя по всей округе, преданные сторонники Мао принялись стучать в каждую дверь, чтобы удостовериться, что никто не остался дома.
– Мам, пора идти! – позвали сестры. – А то активисты нам дверь с петель сорвут.
– Я никак не могу найти свои туфли! Не идти же мне в тапочках, правда ведь?
– Поторопись!
– Танцульки! – ворчала мама, наконец отыскав свои туфли. – Взялись учить старую собаку мышей ловить. Всевышний Будда, да откроются глаза твои.
В конце переулка маме повстречался одноглазый старик, закутанный в жалкие лохмотья.
– Ну что, пора повеселиться, – приободрил он маму, – подумайте об этом так: танцы стимулируют кровообращение, а это продлевает жизнь.
Мама смущенно засмеялась.
Толпа становилась все больше и больше, сотни людей целыми семьями направлялись в сторону рынка. Все были одеты в серые или синие маоистские куртки, на ногах у большинства были тапочки с деревянной подошвой, которые громко и ритмично стучали по каменной мостовой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51