Затем, обратившись к его слугам, которые не смели обнажить оружие, я, уступая их просьбам, согласился даровать им жизнь под условием отпереть дверь дома. Хозяин, видя происшедшее замешательство и скандал и считая, что всякое промедление может оказаться подозрительным, потому что (как я думаю) он беспокоился за то, что обыграл меня краплеными картами, и, рассудив, что при данных обстоятельствах мало будет разницы между выигрышем и проигрышем, приказал отпереть дверь, и я ушел… В тот самый день, около восьми вечера, пока я делал все от меня зависящее, чтобы избежать столкновения с полицией, пустившейся за мной после моего нападения на сенатора с оружием под платьем, я внезапно поскользнулся, пробираясь через темноту, и упал в канал. Я не потерял самообладания, оказавшись в воде, – правой рукой зацепился за проплывающую мимо лодку, и был спасен находящимися в ней пассажирами. Но как только я оказался на борту, я, к своему большому удивлению, увидел там сенатора, с которым только что играл в карты. На лицевую рану была наложена повязка; он охотно протянул мне сухую одежду, похожую на ту, что носят моряки. Я переоделся, и мы плыли вместе до самой Падуи».
Шулера (Фрагмент картины Микеланджело да Караваджо. 1595 год)
В конце 1530 года, вызванный письмом Клары, Джироламо отправился в Милан и нашел мать в крайне подавленном состоянии: болезни, одиночество, бедность – удел вдовы. Она так надеялась на помощь сына, а, оказалось, он и сам в ней нуждался. Естественно, не обошлось без упреков в легкомыслии, мотовстве, черствости и пренебрежении сыновним долгом. Пристыженный, Джироламо остался в Милане с матерью. Чтобы получить официальное разрешение на практику, ему было необходимо вступить в городскую коллегию врачей. Однако устав коллегии запрещал принимать в ее ряды. незаконнорожденных: средневековая традиция непостижимым образом связывала это обстоятельство с профессиональными достоинствами.
События развивались так. 30 декабря 1530 года Джироламо обратился в коллегию и предъявил некоторые документы, подтверждавшие право быть в ее рядах. 26 января 1531 года эти документы были переданы юристу, который месяц спустя доложил коллегии, что не нашел в бумагах Кардано ничего, что противоречило бы ее статусу. Но когда глава коллегии потребовал, чтобы все ее члены клятвенно подтвердили правильность этих выводов, некоторые из них признали: им известно, что Джироламо был рожден вне брака. Документы передали другому юристу, который установил, что вплоть до 1524 года Фацио не был женат на Кларе. Просьба соискателя была отвергнута. Не удалось ему и получить у графа Барбиано деньги, когда-то одолженные ему Фацио. В Сакколонго Джироламо вернулся совершенно подавленным. Вдобавок ко всему он еще сильно простудился и семь месяцев тяжело проболел. По убеждению Кардано, его спас лишь обет, данный Пресвятой Деве.
Оправившись от простуды, Джироламо вернулся к врачебной практике. Она была по-прежнему скудной, и он решил расширить ее за счет пациентов из соседних городов, предпочитая, однако, не поездки от случая к случаю, а контракты, гарантирующие постоянный заработок. Впервые Кардано попытался таким образом улучшить свое «финансовое положение» в 1530 году, получив приглашение от жителей Бассано. Однако они предложили ему слишком маленький, по его мнению, гонорар – всего сто золотых дукатов в год. Правда, спустя некоторое время он вынужден был согласиться и с пятьюдесятью пятью дукатами, которые смогли заплатить ему жители Мадженты. В следующем году Кардано договорился на восемьдесят дукатов с жителями Караваджо, но ему «приходилось работать как вьючному животному».

Неудачи и надежды

В 1531 году Джироламо женился на пятнадцатилетней Лючии, дочери Альтобелло Бандарени, владельца гостиницы в Сакколонго, а позже комиссара по набору венецианского ополчения в падуанской провинции. Кардано отказался от приданого Лючии, что, вообще говоря, противоречило его жизненным правилам. В ответ Альтобелло не только не взвалил на него какие-то обязанности по содержанию огромной семьи (у бравого комиссара было четыре сына и четыре дочери), но даже помог на первых порах молодым. Таким образом, обе стороны остались довольны друг другом.
В Сакколонго у Кардано не было возможности прокормить семью, поэтому в феврале 1532 года они с Лючией отправились в Милан и поселились в доме матери. Клара на удивление сердечно встретила юную невестку и сына, чего, к несчастью, нельзя было сказать о миланских врачах. Для них он по-прежнему оставался вспыльчивым и суеверным субъектом сомнительного происхождения, врачом с дипломом, но без практики. Мало кто знал в Милане, что этот игрок и задира исписывает страницу за страницей, не имея ни малейшей надежды увидеть их в отпечатанном виде, что этот полуголодный врач одержим мечтой о бессмертной славе.
Прозябание в неизвестности, ежедневная борьба за кусок хлеба вскоре стали невыносимы для Кардано, и он решил уехать из города. В конце апреля 1533 года он обосновался вместе с Лючией в Галлерате, маленьком городке, расположенном в двадцати четырех милях северо-западнее Милана, где жил его двоюродный брат Джакомо. На Галлерате власть миланской коллегии не распространялась, да к тому же и врачей в городке не было, воздух здесь был чище, чем в зачумленном Милане, а продукты дешевле. Единственное, чего не хватало молодому врачу, – это пациентов и, следовательно, заработков. «.Я перестал быть бедным, ибо у меня в то время уже не осталось ничего», – невесело шутил впоследствии Кардано. И тем не менее он находил в себе силы, чтобы заниматься сочинительством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11