Но он не был Огастином, а Энни – ее призрак – находилась не так уж далеко от этих девушек, убитых Эль-Кэпом. Льюис же, вероятно, никогда не сможет понять, насколько ненужной вещью в конце концов оказывается память.
Что-то брало Хью за душу. Эти женщины, троянки, что-то нашептывали ему. Неважно, о чем они говорили, все равно он почти ничего не мог разобрать. И чем пристальнее он вслушивался, тем меньше понимал. Но он ощущал, как его влечет к ним. Его манила сама тайна. Она вытягивала его из самого себя, из его кокона одиночества.
Он измельчал после исчезновения Энни, а разве так должна была повернуться жизнь? Где чувство освобождения? Где новая любовь, открытый перед ним мир, вторая жизнь? Как и раньше, он делал свою работу, после нее шел домой, разогревал замороженные обеды, смотрел передачи Си-эн-эн и готовился к очередному спасительному бегству в горы. Собственная никчемность даже давала некоторое облегчение, оказавшись, по-видимому, единственной карой, которую ему предстояло претерпеть за то, что он потерял ее в пустыне. И при всем при том случившееся связывало его настолько сильно, что временами он с трудом мог заставить себя думать. Он должен был сделать нечто большее. Вот что он хотел расслышать в шепоте исчезнувших троянок.
Там его что-то ждало. Или ничто. Он покорил достаточно много вершин для того, чтобы доподлинно представить себе пустоту, которую найдет, но и это было лучше, чем та пустота, что ждала внизу.
К этому все и сводилось. Он еще не разобрался с пропастью. Или пропасть не разобралась с ним. Он пожал плечами.
– Ладно, – сказал он Огастину.
Огастин лишь кивнул в ответ. Льюис весь перекосился.
Говорить было больше нечего. Каждый из них принял свое решение, и теперь оставалось только переждать ночь. Огастин включил рацию, и рейнджер сообщил, что пожар у подножия Эль-Кэпа потух и температура быстро снижается. Они уже обнаружили в пещере два обугленных трупа, возможно Джошуа и Кэсс.
Огастин спросил, не было ли третьего трупа. Хью оценил то, что он сделал это открыто, перед всеми. Третий труп должен был бы принадлежать пропавшей Анди, и его обнаружение отменило бы необходимость броска вверх, в Глаз Циклопа. Ответ отрицательный, сказал рейнджер. Но они завтра утром пошлют в этот район поисковую группу.
Огастин изложил свой новый план. В динамике рации потрескивали статические разряды. Понял тебя, ответил рейнджер. Льюис и Джо могут завтра спокойно спускаться. На дороге их кто-нибудь подберет. По дороге непрерывно мотаются рейнджеры.
Альпинисты без всяких споров разделили снаряжение. Льюису и мальчику для спуска требовались три веревки, один «кабан», кое-какое железо и кварта воды. Пятнадцать или двадцать спусков по веревке до земли потребуют серьезного внимания – слишком уж много несчастных случаев происходит во время спусков – и некоторого времени. Но в любом случае к полудню они окажутся на земле.
Хью упаковал для похода к троянкам оставшиеся четыре галлона, еду и бивачные принадлежности. Огастин заметил, что лишний груз только задержит их. Хью не стал спорить и молча продолжал укладывать рюкзак.
– Ладно, будь по-вашему, – сказал Огастин.
Альпинисты разошлись спать по разным островам.
Температура постепенно снижалась. Уже не чувствовалось лихорадочного жара, а было просто тепло, как в хорошую летнюю ночь. Звезд, конечно, еще нельзя было рассмотреть. И вершины. Вообще ничего. Адская, кромешная мгла.
Через некоторое время на карниз Хью взобралась громоздкая неповоротливая фигура. Это был Льюис, измученный долгими раздумьями, истерзанный угрызениями совести и полный раскаяния.
– Ты только скажи, Хью, – прошептал он, – и я пойду с тобой.
Хью угадывал в нем неподдельное страдание. Возвращайся в свой магазин, к своим букинистическим книгам, своим поэтам и тишине, хотел он сказать, но, конечно же, сказал совсем другое:
– Ты поступаешь правильно.
– В таком случае почему я чувствую себя побитой собакой?
– Не думай о себе плохо, – сказал Хью. – Мы с тобой хорошие парни.
– Дух подталкивает меня идти с тобой, а плоть не пускает, – оправдывался Льюис.
– Не переживай, все равно идти нужно вдвоем, – успокоил его Хью. – А ты со своим коленом сильно задерживал бы нас. – Коленом, которое на самом деле было совершенно здоровым.
– Здесь все не так просто, – продолжал Льюис. – Что-то там есть этакое…
– Думаешь?
– Причем какое угодно, но только не хорошее. Скорее дерьмовое и становится все дерьмовее. Мальчишка вылетает из дыма, весь окровавленный, какие же его первые слова? «Не подпускайте его ко мне». Огастина. И я подумал, что, возможно, в этом вся суть. Возможно, вся история крутится вокруг Огастина.
– Огастин не был виновником падения. Он не заставлял Джошуа нападать на нас. Он не зажигал этот пожар.
– Стоит упасть одной костяшке домино, как тут же падают все остальные.
– Льюис, ты становишься чрезмерно суеверным и подозрительным.
– Нет, ты сам подумай. Вина живет своей собственной жизнью. У нее есть и ноги, и руки, и лицо. Она вырывается из-под контроля. Она кричит по ночам. Что, если эта пакость преследует его?
– Наподобие обострения психического заболевания? По-твоему, мы видим проекцию въявь души грешника?
Льюис скорчил гримасу.
– Ты не можешь не признать, что он чем-то одержим.
– Но я не верю в вину, – сказал Хью.
Льюис недоуменно развел руками. Под его могучими мышцами пряталась хрупкая основа, и он ничего не мог с этим поделать. Он боялся. Рэйчел покинула его, Хью шел дальше в горы, а он оставался в свободном падении. Да еще и полный чувства вины.
– Восхождения, предназначение… Хью, у меня совершенно не осталось куража на такие вещи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99