смейтесь, если хотите). Выполняя это задание, я буквально сбилась с ног, но в отчете дозволялось отразить лишь малую толику этой адовой работы. Мои боссы полагали, что счет клиенту они вправе выставить лишь за пункты, которые я ниже выделила курсивным шрифтом; прочее официально считалось «личными делами» и не подлежало оплате.
Привела в порядок свой кабинет – вдруг кто-нибудь заявится сюда в мое отсутствие: 0,2 часа.
Проверила электронную почту – нет ли срочных дел, которые я могла упустить, проверяя почту десять минут назад: 0,1 часа.
Вышла через холл, чтобы не проходить мимо открытой двери управляющего: 0,1 часа.
Ждала единственного работающего лифта, беседуя с продавщицей бубликов – та тщетно пыталась всучить мне бублик с изюмом: 0,2 часа
Поднялась на лифте на сорок третий этаж, где находится библиотека: 0,1 часа.
Спустилась вниз и купила бублик с изюмом: 0,1 часа.
Снова поднялась на сорок третий этаж: 0,1 часа.
Уговаривала милую пожилую библиотекаршу впустить меня с бубликом: 0,1 часа.
Съела бублик у дверей библиотеки под надзором противной библиотекарши, которая хотела убедиться, что я проглотила все до последней крошки: 0,2 часа.
Подбирала, читала и копировала соответствующие судебные дела: 03 часа.
Ждала, пока отвратительная библиотекарша отвернется, чтобы не попадаться ей на глаза и не вступать с ней в беседу; дождавшись, пулей вылетела из библиотеки: 0,1 часа.
Ждала единственного работающего лифта: 0,2 часа.
Оставила бумага в кабинете одного из помощников, и кружным путем, чтобы не наткнуться на управляющего – тот маячил в коридоре, заигрывая с секретаршей в два раза младше него, – направилась в собственный кабинет: 0,3 часа.
В итоге на работу, которая заняла всего-навсего пятнадцать минут, или 0,3 отчетного часа, я потратила 2,1 часа, то есть уйму времени, Чтобы меня не уволили, я должна была отработать 1800 отчетных часов в год, иначе говоря, 150 часов в месяц, или 40 часов в неделю. Исходя из реального соотношения потраченного и отчетного времени, я поняла, что отработать положенное количество часов я могу, лишь совершив путешествие во времени и вернувшись в пятый класс, причем с этого момента я должна вкалывать без выходных и отпусков. Но как я могла объяснить пятикласснице Кесси Френч, что ее жизнь сложится совсем не так, как она ожидает? Неужели мне надо было разбить ее сердце, рассказав, что она не выйдет замуж за Билли Тилмана, у нее не будет четверых детей, названных в честь полудрагоценных камней (Нефрит, Опал, Янтарь, Оникс), и она не будет жить в замке на холме? Не знаю, что я могла сказать десятилетней Кассандре Сьюзен Френч кроме: «Не целуйся с Эроном Драммером в автобусе на обратном пути из музея науки; у него изо рта воняет сыром, и он заразит тебя мононуклеозом».
Жизнь в студии куда спокойнее. Мирно посиживая в Коммерческом отделе, я редко участвую в каких-либо тяжбах, любую работу можно отложить на завтра, или на послезавтра, или на послепослезавтра. Я всегда прихожу домой вовремя и успеваю приготовить ужин для мальчиков, а если я и задерживаюсь на работе, считается, что это дает мне право уйти пораньше в другой день и всласть побродить по «Нордстрому».
А в последнее время мне не поручают вообще никакой работы.
Несмотря на досадное упущение с моей стороны – я не заметила крохотную гадкую лазейку в контрактах на фильм «Куда ушло время?», и этой лазейкой ловко воспользовались мои бывшие коллеги из «Корнфилд, Джаннолари энд Винстон» – Стэн Олсен, один из старших вице-президентов Коммерческого отдела, заявил, что отсутствие работы не имеет к этому никакого отношения. По мнению Стэна, подобными вещами должен заниматься Юридический отдел, и я ни в чем не виновата. Разумеется, вынося мне оправдательный приговор, он неотрывно пялился на мою грудь, но я позволила ему отвести душу, поскольку меня мучила совесть. Из-за трех дурацких слов, которые я проглядела, студия потеряла шестнадцать миллионов долларов. Конечно, отчасти руководство студии заслужило эти потери – нечего снимать барахло вроде «Куда ушло время?». Из-за этого фильма 112 минут моей жизни были потрачены впустую.
Подозреваю, отсутствие работы вызвано тем, что я перестала носить на работу высокие каблуки. Как-то раз Стэн Олсен сказал, что мои икры отлично смотрятся на высоких каблуках, и хотя я совсем не против, чтобы на мои ноги поглядывали молодые адвокаты, я не собираюсь истязать себя ради старика, которого возбуждают хорошенькие ножки. С того дня я стала носить лодочки без каблуков и мокасины, и именно тогда поток работы превратился сначала в ручеек, потом в тоненькую струйку, а потом в пересохшее русло.
Двадцати девяти лет от роду, имея высшее образование и отличную зарплату, я день напролет сижу сложа руки. В юридической школе мне и в голову не приходило, что я буду тосковать по работе. Мы не сомневались, что у нас будет уйма возможностей потягаться с лучшими и талантливейшими умами, которые поставили на юриспруденцию так же, как наши матери когда-то сделали ставку на преподавание.
Однако в юридической школе речь шла исключительно о правонарушениях и обосновании вынесенных решений. Нас учили оперировать фактами. Никто не учил нас бороться со скукой и складывать фигурки оригами из визиток клиентов. Ни один из преподавателей не рассказывал, как сделать вид, что тебе срочно нужно на прием к врачу, и как, болтая по телефону с подружками, прикидываться, что ты консультируешься с «экспертом по правовым вопросам». Предполагалось, что наш путь будет усыпан розами и впереди у нас долгие годы плодотворного умственного труда и заслуженного финансового вознаграждения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99