И когда я уйду, ты наверняка попытаешься идти своим путем.
– Разве не в этом наш долг? Разве не в этом мы присягали Господу?
– Наверное… Но может статься, то, что мы прятали все эти годы, придется открыть миру.
Де Моле склонился ближе к изможденному лицу Великого магистра.
– Но это уничтожит все, во что мы верим!
– И на этом месте появится нечто более прекрасное. – Голос Тибо Годена упал до шепота. – Вооружись верой, друг мой. Вложи меч в ножны.
– Никогда.
1
Иерусалим
Наше время
Сальваторе Конти никогда не интересовали мотивы клиентов. Многочисленные операции, в которых он участвовал, научили его сохранять спокойствие и концентрироваться на выполнении задания. Однако в эту ночь ему было не по себе.
По древним улицам шли восемь человек, с ног до головы одетые в черное и вооруженные легкими штурмовыми винтовками «Хеклер и Кох ХМ8» со 100-зарядным магазином и подствольным гранатометом. Неслышно ступая по булыжникам ногами, обутыми в мягкие ботинки, каждый сканировал свой сектор обзора сквозь инфракрасные очки ночного видения. Все вокруг них дышало глубокой стариной, ни на минуту не позволяя забыть о том, где они находятся.
Резким взмахом руки отдав сигнал оставаться на местах, Конти продолжил движение в одиночку.
Он чувствовал, что и его команда немного нервничает. Несмотря на то что Иерусалим в переводе означает «город мира», у Конти город ассоциировался с постоянными волнениями и беспорядками. Каждая его тихая улочка вела к сердцу города, расколотому надвое.
Его парни прибыли сюда поодиночке из нескольких стран Европы. Два дня назад они собрались здесь все вместе в относительно благополучном районе Еврейского квартала, на квартире, выходившей окнами на площадь Махази и арендованной на имя Дэниела Марроне – один из многочисленных псевдонимов Конти.
Сам Конти под видом туриста приехал сюда раньше, чтобы изучить сеть переулков и петляющих улочек, которые окружали памятник старины площадью в тридцать пять акров в центре укрепленного Старого города. Массивный прямоугольный комплекс крепостных валов и неплохо сохранившихся стен вздымался на тридцатидвухметровую высоту. Монумент напоминал колоссальный монолит, возложенный на крутой гребень горы Мориа. Несомненно, исламский Харам аш-Шариф, более известный миру под названием Храмовая гора, представлял собой самый оспариваемый кусок земли во всем мире.
Поскольку к высокой западной стене можно было подобраться под прикрытием зданий, Конти махнул рукой, приказывая двум парням выдвинуться вперед. Все, что попадало в свет укрепленных на стене прожекторов, отбрасывало длинные тени. Люди Конти умело сливались с сумраком, однако с таким же успехом здесь могли прятаться и солдаты Сил безопасности Израиля.
Бесконечные конфликты между израильтянами и палестинцами превратили Иерусалим в самый охраняемый город мира. Однако Конти знал, что в СБИ полно новобранцев – молодых парнишек, которые хотели только оттрубить три положенных года; для его матерых бойцов они не представляли никакой опасности.
Он вгляделся вперед, очки ночного видения окрашивали тени в призрачно-зеленый цвет. Впереди было чисто, если не считать двух патрульных в оливкового цвета полевой форме, бронежилетах и черных беретах, которые стояли метрах в пятидесяти. Солдаты были вооружены винтовками М-16. Оба курили сигареты «Тайм лайт», в Израиле самые популярные, а на вкус Конти – просто мерзкие.
Бросив короткий взгляд в сторону точки назначения – Мавританских ворот в западной стене цитадели, – Конти быстро сообразил, что приблизиться к Храмовой горе незамеченными не удастся.
Скользнув пальцами вдоль ствола, он перевел «ХМ8» на стрельбу одиночными выстрелами и вскинул винтовку к плечу. Наводя красную точку лазерного прицела на голову первой фигуры в зеленом, он ориентировался на огонек сигареты. Несмотря на то что титановые пули способны пробить кевларовый жилет, Конти предпочитал стрелять наверняка, то есть не в корпус.
Один выстрел. Один труп.
Указательный палец плавно надавил на курок.
Приглушенный хлопок, легкая отдача, и цель рухнула на колени.
Прежде чем второй патрульный начал понимать, что происходит, Конти выстрелил снова – пуля попала солдату в лицо и прошла сквозь его голову.
Проследив взглядом за падением израильтянина, Конти помедлил и прислушался. Все тихо.
Он всегда удивлялся тому, насколько условным было понятие «оборона», предлагавшее людям в качестве защиты нечто едва ли более надежное, чем просто слова. И хотя его родина с военной точки зрения была, в общем-то, незначительна, в глубине души Конти чувствовал, что стал ее ударной силой.
Еще один отрывистый взмах руки – и его парни направились к пологому подъему, ведущему к Мавританским воротам. Слева от них располагалась площадь Западной стены. Вчера он с удивлением разглядывал правоверных евреев – мужчины отделялись от женщин занавеской-ширмой, – собравшихся здесь, чтобы предаться скорби подле древнего храма, который, согласно их вере, украшал когда-то это священное место. Справа от него горбатилась холмиками руин древнего Иерусалима небольшая низина.
Массивные железные ворота, запертые на засов с замком, перекрывали доступ внутрь. Менее чем за пятнадцать секунд замок вскрыли, и его команда просочилась через узкий, похожий на туннель проход, расширяющийся к просторной эспланаде.
Проскользнув мимо мечети Аль-Акса, примыкающей к южной стене Храмовой горы, Конти обратил взгляд к центру эспланады, где сразу же за высокими кипарисами, на возвышении располагалась вторая и более крупная мечеть, ее позолоченный купол светился на фоне ночного неба, словно окутанный ореолом святости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111