Мишнер преклонил колени рядом с ней.
Она казалась такой беспомощной и больше не была похожа на гордую очевидицу, чем-то выделяющуюся из всех окружающих. Мишнер посмотрел в небо, но не увидел ничего, кроме темного силуэта креста. На мгновение в свете молнии силуэт как будто ожил. Затем крест снова погрузился во тьму.
– Я вспомню. Конечно, я вспомню, – сказала она во тьму.
В небе опять прогрохотал гром.
Надо было уходить, но Мишнер не решался прервать ее. Может быть, происходящее было скрыто от него, но для нее оно было совершенно реально.
– Я не знаю, Дева, – сказала она ветру.
При свете молнии он внезапно ощутил волну тепла, исходящую от креста.
Его тело вдруг поднялось над землей, и его понесло куда-то назад.
По всем членам Мишнера пробежала странная дрожь. Он ударился головой обо что-то очень твердое, ощутил сильное головокружение и приступ тошноты. Все закружилось перед глазами. Он попытался сосредоточиться, заставить себя вернуться к реальности, но не смог.
Наконец наступила тишина.
Глава XXXXVIII
Ватикан
29 ноября, среда
00.30
Валендреа застегнул сутану и вышел из своей комнаты в здании Санта-Марте. Ему, как государственному секретарю, предоставили одну из самых просторных комнат, где обычно жил прелат, заведующий общежитием для семинаристов. Такой же привилегии удостоились кардинал-камерленго и Глава священной коллегии. Валендреа не привык к таким условиям жизни, но это было гораздо лучше по сравнению с теми временами, когда участникам конклава приходилось спать на раскладной койке и мочиться в ведро. Путь из общежития в Сикстинскую капеллу пролегал через несколько закрытых коридоров. Это было нововведение по сравнению с предыдущими конклавами, когда кардиналов привозили в автобусе и сопровождали на всем пути от общежития до капеллы. Многим не нравилось, что по пятам за ними постоянно ходят сопровождающие, и поэтому был сделан специальный отдельный проход по коридорам Ватикана, куда могли попасть только участники конклава.
За ужином он сумел, не привлекая к себе излишнего внимания, дать понять трем кардиналам, что он хотел бы поговорить с ними наедине, и сейчас все трое ждали его в капелле в дальнем конце зала у отделанных мрамором дверей. Валендреа знал, что за запечатанными дверями у крыльца обычно стоят швейцарские гвардейцы, готовые открыть тяжелые бронзовые двери, как только над капеллой покажется белый дым. Но никто не рассчитывал, что это случится после полуночи, так что капелла была вполне подходящим местом для конфиденциального разговора.
Подойдя к кардиналам, он не дал им возможности заговорить первыми и с ходу взял инициативу в свои руки.
– Я хочу сказать немногое. – Валендреа говорил вполголоса. – Я знаю, о чем вы говорили между собой в последние дни. Вы уверяли меня в своей преданности, а потом втайне изменили мне. Почему – известно вам одним. Я хочу, чтобы четвертое голосование стало последним. Иначе через год ни один из вас не останется в числе членов коллегии.
Один из кардиналов пытался ответить, и Валендреа жестом руки остановил его:
– Не надо говорить, что вы голосовали за меня. Вы все поддержали Нгови. Но утром все будет иначе. Кроме того, я хочу, чтобы перед началом сессии все колеблющиеся склонились на мою сторону. Я рассчитываю на победу в четвертом туре, и от вас троих зависит, случится ли это.
– Это нереально, – ответил один из кардиналов, отведя глаза.
– Нереально то, что вам удалось избежать испанского правосудия за растрату церковных денег, – сдерживая подступившую ярость, прошипел Валендреа. – Все знали, что вы вор, но у них не было доказательств. Они есть у меня, мне предоставила их одна юная сеньорита, с которой вы хорошо знакомы. И вам двоим тоже лучше умерить свои амбиции. – Лица всех троих побелели. – Я знаю кое-что не очень приятное и о вас. Вы в курсе того, что мне нужно. Начните процесс. Обратитесь к помощи Святого Духа. Я не хочу знать как, но вы должны это сделать. В случае успеха вы останетесь в Риме.
– А если мы не хотим оставаться в Риме? – спросил другой.
– Неужели лучше оказаться в тюрьме?
Обозреватели, пишущие о делах Ватикана, любят предполагать, что происходит во время конклава. Все книжные полки забиты журналами с описанием того, как богобоязненные прелаты идут на сделку со своей совестью. На прошлом конклаве некоторые кардиналы называли недостатком Валендреа его молодость, поскольку слишком долгое правление одного человека не идет на пользу церкви. Лучше всего, если понтификат длится от пяти до десяти лет. Если больше – могут возникнуть нежелательные последствия. И это мнение не лишено оснований.
Власть вкупе с непогрешимостью составляют слишком опасную смесь. Но именно эта смесь и позволяет реформировать церковь. Престол святого Петра представляет собой верховную трибуну, и с сильным Папой нельзя не считаться. Валендреа собирается стать именно таким Папой, и его совершенно не устраивает, чтобы из-за троих ничтожных глупцов расстроились все его планы.
– Утром я хочу услышать свое имя семьдесят шесть раз. Если мне придется ждать, это приведет к определенным последствиям. Сегодня мое терпение подверглось испытанию. Мне бы не хотелось, чтобы это произошло еще раз. Если до завтрашнего дня мне не придется улыбаться верующим с балкона собора Святого Петра, то не успеете вы вернуться в свои комнаты в Санта-Марте за своими вещами, как от вашей репутации ничего не останется.
Проговорив все это, он повернулся и ушел, не дав им возможности произнести ни слова.
Глава XXXXIX
Меджугорье, Босния и Герцеговина
29 ноября, среда
1.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114