– Я подожгла его, – произнесла она.
Ей не поверили, решили, что она рехнулась с горя. Тогда она рассказала теснившимся вокруг слушателям все, как было, с начала до конца, от получения письма до последнего вопля людей, сгоревших вместе с ее домом. Она подробно описала все, что перечувствовала, все, что сделала.
Кончив, она извлекла из кармана две бумажки и, чтобы различить их при последних вспышках пламени, надела очки, а затем произнесла, показывая на одну из них:
– Это о смерти Виктора.
Показывая на вторую, она пояснила, кивнув в сторону тлеющих развалин:
– Это их имена, чтобы написать к ним домой.
И, спокойно протянув листок бумаги офицеру, державшему ее за плечи, добавила:
– Напишите, как это случилось, и не забудьте рассказать их родителям, что сделала это я, Виктуар Симона по прозвищу Соваж!
Офицер по-немецки отдал распоряжение. Старуху схватили, приставили к не успевшей еще остыть стене ее дома. Потом двенадцать человек торопливо выстроились напротив нее на расстоянии двадцати метров.
Она не шевельнулась, она поняла, она ждала.
Прозвучала команда, за ней тотчас грянул залп, затем одиноко прокатился запоздалый выстрел.
Старуха не упала. Она села, как будто у нее подкосились ноги.
К ней подошел прусский офицер. Она была почти разорвана пополам, а в судорожно сжатой руке она держала письмо, пропитанное кровью.
Мой приятель Серваль добавил:
– Вот в отместку немцы и разрушили тогда дом в моем поместье.
Я же думал о матерях четырех добрых малых, сгоревших в хижине, и о жестоком геройстве другой матери, расстрелянной подле этой стены.
И я поднял с земли еще черный от копоти камешек.

Примечания

1

Sauvage (фр.) – дикий.

1 2 3