Надеюсь, милостивый государь, что ее сиятельство и Вы не откажетесь исполнить желание нашего общего друга, который, возможно, не доживет до утра.
Доктор де Ривиль».
Графиня не сводила с мужа широко раскрытых, полных ужаса глаз. Затем по ней словно пробежал электрический ток, и она обрела то мужество, которое порою, в минуту опасности, делает женщину самым отважным существом на свете.
— Скорее одеваться! — приказала она служанке.
— Что прикажете подать? — спросила горничная.
— Все равно. Что хотите. Жак, — обратилась она к мужу, — будь готов через пять минут.
Потрясенная до глубины души, она направилась к себе, но, увидев все еще дожидавшегося извозчика, спросила:
— Ваш экипаж здесь?
— Да, сударыня.
— Хорошо, мы поедем с вами.
И побежала к себе в спальню.
В безумной спешке она принялась одеваться, судорожно застегивая крючки, завязывая тесемки, узлы, напяливая и как попало натягивая на себя платье, потом собрала и кое-как скрутила волосы; она видела в зеркале свое бледное лицо и блуждающие глаза, но теперь она об этом не думала.
Накинув манто, она бросилась на половину мужа, который был еще не готов, и потащила его за собой.
— Едем, — говорила она, — подумай: ведь он может умереть!
Граф растерянно плелся за нею, спотыкаясь, силясь разглядеть ступеньки неосвещенной лестницы, нащупывая их ногами, чтобы не упасть.
Ехали они быстро и молча. Графиня дрожала так сильно, что у нее стучали зубы; она смотрела в окошко, как проносились газовые рожки, окутанные пеленою дождя. Тротуары блестели, бульвар был пустынен, ночь стояла зловещая. Подъехав к дому художника, они увидели, что дверь распахнута; в освещенной швейцарской никого не было.
Навстречу им на верхнюю площадку лестницы вышел врач — доктор де Ривиль, седенький, низенький, полненький человечек, выхоленный и учтивый. Он почтительно поклонился графине и пожал руку графу.
Задыхаясь так, словно, поднявшись по лестнице, она исчерпала весь запас воздуха в легких, графиня спросила:
— Ну что, доктор?
— Что ж, сударыня, я надеюсь, что дело не столь серьезно, как показалось мне в первый момент.
— Значит, он не умрет? — вскричала она.
— Нет. Не думаю.
— Вы ручаетесь?
— Нет. Я хочу сказать одно: я надеюсь, что имею дело с сильным ударом в области живота без повреждений внутренних органов.
— Что вы называете повреждениями?
— Разрывы.
— Откуда вы знаете, что у него их нет?
— Я так предполагаю.
— Ну, а если они есть?
— О! Тогда это дело серьезное.
— И он может умереть?
— Да.
— Очень скоро?
— Очень скоро. Это дело нескольких минут, а то и секунд. Но вы не волнуйтесь, сударыня — я уверен, что он поправится недели через две.
Она слушала с глубоким вниманием, Стараясь все узнать и все понять.
— Какой разрыв может быть у него? — продолжала она.
— Например, разрыв печени.
— А это очень опасно?
— Да… Но я был бы удивлен, если бы теперь наступило какое-нибудь осложнение. Войдемте к нему. Это ему нисколько не повредит, напротив, — он ждет вас с таким нетерпением!
Первое, что увидела графиня, войдя в комнату, было иссиня-бледное лицо на белой подушке. Свечи и пламя камина освещали его, обрисовывали профиль, сгущали тени; графиня различила глаза на этом мертвом лице — они глядели на нее.
Все ее мужество, вся энергия, вся решимость разом исчезли — это было осунувшееся, искаженное лицо умирающего. Ведь она видела его совсем недавно, и вот во что он превратился; это был призрак. «О, господи!» — беззвучно прошептала она и, дрожа от ужаса, подошла к нему.
Чтобы успокоить ее, он попытался улыбнуться, но вместо улыбки на лице его появилась страшная гримаса.
Подойдя к постели, она осторожным движением положила обе руки на руку Оливье, вытянутую вдоль тела.
— О, мой бедный друг! — еле выговорила она.
— Ничего! — не повернув головы, совсем тихо сказал он.
Она смотрела на него, потрясенная этой переменой. Он был так бледен, словно в жилах у него не осталось и капли крови, щеки ввалились, как будто он всосал их, а глаза запали так глубоко, точно их втянули внутрь на ниточке.
Он прекрасно понял, что его подруга в ужасе, и вздохнул.
— В хорошем же я виде!
Все еще не отводя от него пристального взгляда, она спросила:
— Как это случилось?
Ему стоило больших усилий заговорить, и по лицу его то и дело пробегали нервные судороги.
— Я не смотрел по сторонам.., я думал о другом… О да.., совсем о другом.., и какой-то омнибус сшиб меня и переехал мне живот…
Слушая его, она словно видела все это своими глазами.
— Вы разбились до крови? — спросила она со страхом.
— Нет. Я только немного ушибся.., и немного помят.
— Где это произошло? — спросила она.
— Точно не знаю. Далеко отсюда, — совсем тихо ответил он.
Доктор подкатил графине кресло, и она села. Граф стоял у изножия кровати, повторяя сквозь зубы.
— Ах, бедный Друг мой.., бедный друг мой!.. Какое ужасное несчастье!
Для него и в самом деле это было большое горе — он очень любил Оливье.
— Но где же это случилось? — повторила графиня.
— Я и сам толком не знаю, или, вернее, не могу взять в толк, — отвечал доктор. — Где-то около Гобеленов, почти за городом! По крайней мере извозчик, который доставил его домой, сказал, что привез его из какой-то аптеки этого района, а в аптеку его принесли часов в девять вечера!
Наклонившись к Оливье, он спросил:
— Правда, что это случилось около Гобеленов? Бертен закрыл глаза, как бы стараясь припомнить.
— Не знаю, — прошептал он.
— Но куда же вы шли?
— Я уже не помню. Шел, куда глаза глядят.
У графини невольно вырвался стон; ей не хватало воздуха; потом она вытащила из кармана платок, прижала его к глазам и отчаянно разрыдалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74