Старуха отвела руки от лица и ответила причитаниями, изливая горе в многословных жалобах. Она выложила врачу всю свою жизнь: брак, смерть мужа-гуртовщика, которого забодал бык, детство дочери, жалкая доля нищей вдовы с ребенком на руках. Никого-то у ней не было, одна малышка Луиза, так и ту убили здесь, в роще. Ей захотелось еще раз взглянуть на покойницу. Она на коленях подползла к девочке, приподняла край прикрывавшего ее пиджака, потом опустила и снова запричитала. Толпа молча и жадно следила за каждым жестом матери.Вдруг люди шарахнулись в стороны и загалдели:— Полиция! Полиция!Вдалеке показались два конных полицейских, ехавших крупной рысью: они сопровождали своего капитана и человечка в штатском, с рыжими бакенбардами, по-обезьяньи подпрыгивавшего на рослой белой кобыле.Полевой сторож застал следователя как раз в ту минуту, когда он садился в седло, собираясь на ежедневную прогулку верхом: к великой потехе офицеров, Пютуэн почитал себя первоклассным наездником.Он спешился вместе с капитаном, пожал руку мэру и доктору и окинул испытующим взглядом полотняный пиджак, взгорбленный над лежащим под ним телом.Ознакомившись с обстоятельствами дела, он распорядился для начала удалить посторонних, и полицейские вытеснили людей из рощи, но вскоре те опять собрались на лугу, по другую сторону Брендий, и там выросла настоящая живая изгородь из движущихся фигур с возбужденными лицами.Врач изложил свои соображения, и Ренарде занес их карандашом в записную книжку.Все подробности были изучены, запротоколированы и обсуждены, но это ничего не дало. Пренсип также вернулся ни с чем: одежда бесследно исчезла.Эта пропажа поставила всех в тупик: объяснить ее можно было только кражей, но и такая версия отпадала — лохмотья не стоили ломаного гроша.Следователь, мэр, капитан и доктор сами принялись за поиски и, разбившись на пары, обшарили каждый кустик на берегу, даже самый неприметный.Ренарде спросил следователя:— Что же получается? Мерзавец спрятал или унес тряпки, а тело оставил на открытом месте, на самом виду?Тот с таинственной и многозначительной миной ответил:— Хе-хе! А если это уловка? Преступление совершил либо просто зверь, либо отпетый негодяй. В любом случае мы до него доберемся.Послышался стук экипажа, и они обернулись. Прибыли товарищ прокурора, судебный врач и секретарь суда. Поиски возобновились, завязался оживленный разговор.Неожиданно Ренарде объявил:— Знаете, я ведь вас без завтрака не отпущу. Все заулыбались, охотно приняли приглашение, и следователь, сочтя, что сегодня уже больше не нужно заниматься маленькой Рок, обратился к мэру:— Моту я сказать, чтобы тело до вечера перенесли к вам? У вас, наверно, найдется свободная комната?Мэр растерянно забормотал:— Да… Нет, нет… По правде сказать, лучше не надо его ко мне из-за.., из-за слуг. Они.., они и так уже болтают о привидениях в башне Ренара… Они все поразбегутся… Нет, я предпочел бы не брать тело к себе.Следователь улыбнулся:— Ну что ж! Я прикажу немедленно отправить его в Роюи-ле-Тор на вскрытие.И, повернувшись к товарищу прокурора, осведомился:— Вы разрешите воспользоваться вашим экипажем?— Да, разумеется.Все возвратились к трупу. Тетка Рок сидела теперь рядом с дочерью, держа ее руку в своей и уставившись вдаль тупым, бессмысленным взглядом.Врачи попытались вдвоем увести ее — ей не следовало видеть, как унесут ребенка, но она мгновенно догадалась, что сейчас произойдет, упала на тело, обхватила его и, лежа на нем, завыла:— Не отдам! Она моя, еще моя! Убили ее, так хоть тело мне оставьте! Не отдам!Мужчины сконфуженно и нерешительно переминались вокруг. Ренарде опустился рядом с ней на колени и начал уговаривать:— Послушайте, матушка Рок, так надо, иначе нам не узнать, кто убийца. А мы обязаны найти виновного и наказать. Вот поймаем его и вернем девочку, обещаю вам.Довод подействовал: женщина заколебалась, и в затравленных ее глазах вспыхнула ненависть.— Значит, поймают его? — спросила она.— Обещаю вам.Она было совсем покорилась, но тут капитан брякнул: “Странно все-таки, что одежду никак не найти”, — и у старухи мелькнула мысль, не приходившая до того в ее крестьянскую голову. Она потребовала:— А где одежа? Она моя. Отдайте ее! Куда ее девали?Ей пытались втолковать, что одежда пропала, но она с упорством отчаяния стояла на своем и причитала:— Она моя! Отдайте ее! Где она? Отдайте! Чем больше ее урезонивали, тем громче и упрямей она рыдала. Движимая, вероятно, как материнским чувством, так в равной мере и безотчетной жадностью нищего человека, для которого серебряная монетка — целое состояние, она уже не просила вернуть тело — ей нужны были только вещи, вещи ее дочки.Когда трупик, завернутый в одеяла — за ними послали домой к Ренарде,— положили в экипаж, тетка Рок, стоя под деревьями между мэром и капитаном, которые поддерживали ее, заголосила:— Ничего-то у меня на свете не осталось, совсем ничего, даже чепчика ее — и того нет! Ничего у меня не осталось, ровно ничего!Появился кюре, молодой, но уже раздобревший. Он вызвался проводить мать погибшей до дому, и они вдвоем побрели к деревне. Медоточивые речи служителя церкви, сулившего несчастной всяческие награды за гробом, несколько смягчили ее скорбь, но она без устали повторяла:— Будь у меня хоть ее чепчик… Эта навязчивая мысль, видимо, вытеснила у нее из головы все остальные.Ренарде крикнул вдогонку:— Приходите завтракать, господин аббат! Через час!Священник, повернув голову, отозвался:— С удовольствием, господин мэр. В двенадцать буду у вас.Все двинулись к дому, серая масса которого с высокой башней на берегу Брендий проглядывала сквозь ветви деревьев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11