Я следовала за ним по пятам – должна же я, в конце концов, понять, что творится во вверенном мне подъезде!
Остальные не тронулись с места.
* * *
Мы приехали на нужный этаж уже после рыжей, еще успели заметить, как подол ее шубы мелькнул в пролете между этажами, каблучки процокали чуть выше, остановились. Что-то скрипнуло, шуба в последний раз мелькнула – и скрылась…
– Вы заметили? Она не позвонила в дверь! И не постучала! – шепнула я капитану.
Вместо ответа сотрудник милиции с неожиданной для меня решительностью отстранил меня от двери, нащупал в кобуре пистолет и на цыпочках прокрался в квартиру. Дверь, конечно, оказалась открытой.
Я посчитала своим долгом войти следом – и остановилась, наткнувшись на его твердую, вытянутую передо мной руку.
– Тихо! – прошептал капитан прямо мне в ухо. Мы стояли в коридорчике чужой квартиры и настороженно прислушивались. Было тихо… Пугающе тихо.
– Где она? – шепотом спросила я.
Ответом мне были быстрые легкие шаги. Они приближались.
Щелкнул выключатель. Рыжая стояла прямо перед нами. Она была бледна, от чего ее и без того белое лицо казалось каким-то неестественным, будто вылепленным из алебастра.
– Очень хорошо, что вы здесь, – сказала она капитану. – Я так и знала… Не прощу себе. Я не успела ее предупредить!
– О чем?
– Лучше будет, если вы сами посмотрите.
Сказав это, она уверенно прошлась по всей квартире, щелкая выключателями. Мы заморгали от обилия хлынувшего отовсюду света.
– Смотрите сами.
Квартира, в которую мы вторгались, была, наверное, точной копией холостяцкой берлоги Петра Петровича – такое же однокомнатное жилище улучшенной планировки со скудной обстановкой. В коридоре на стене – дешевый телефонный аппарат, стойка-вешалка для верхней одежды и потертый половичок. В ванной и туалете (Рыжая открывала по пути все двери) – потрескавшийся кафель и пожелтевшая от старости сантехника. В кладовке – не разобранный Клондайк из пустых банок, коробок и прочего хлама, до которого у хозяев все никак не доходят руки. В кухне – маленький холодильник, стол, стул и два табурета.
В комнате…
– Господи! – прошептала я, остановившись на пороге и совсем как старая бабка вплеснув руками. Капитан замер на полшага впереди меня.
В комнате, на широкой двуспальной кровати со сползшим на пол одеялом, между раскиданных подушек, лежало тело. Именно тело, то есть труп – в этом не было сомнений. Совсем еще юная темноволосая девушка. Лиловые пятна проступали по всей поверхности ее нежной шеи, из чего следовал вывод, что ее задушили…
Голова убитой была обращена к нам, мертвые глаза смотрели прямо на капитана – вернее, смотрел только один глаз. А из второго…
– Ох, господи!!! – крикнула я, попятившись. Из второго торчал большой треугольный осколок красного стекла!
– Какой ужас…
Красный обломок, который убийца воткнул жертве прямо в глаз, был одним из тех осколков, что блескучей горкой лежали на прикроватной тумбочке, частично осыпавшись на пол. Посреди битого стекла высился остов настольной лампы – красно-белый плафон разбился вдребезги. Может быть, это сделал убийца!
На убитой был короткий шелковый халатик, он распахнулся, обнажая маленькую грудь; ниже халатик доходил девушке только до середины бедер, а сейчас вздернулся и еще выше, и нам с капитаном были видны крепкие стройные ноги. С одной из них свешивался шлепанец с меховой опушкой.
А рядом, на полу, на не очень чистом ковровом покрытии, лежал еще один труп. Мужчина лет сорока – сорока пяти, в одних трусах и с толстой золотой цепочкой на мускулистой шее умер от выстрела в голову – багровый кружок входного отверстия, словно смертельный поцелуй, красовался точно в середине его лба. На лице убитого не было страха, который исказил черты его подруги; если бы не кровавая печать на челе, можно было бы подумать – человек просто уснул.
У него были волнистые волосы с проблесками благородной седины и столь же посеребренная рыцарская бородка клинышком. Тот самый…
– Мертвы. Оба, – сказала Рыжая, хотя это было и так очевидно. Но я все-таки попыталась найти пульс на безжизненной руке убитой и приложила пальцы к жилке на шее у мужчины.
– Ничего здесь не трогать! – резко сказал капитан. – Оставайтесь на месте, обе!
И загрохотал вниз по лестнице. Про лифт он забыл.
– Пошел звонить в убойный отдел, – сказала женщина в шубе. – У нас есть всего несколько минут!
– Для чего? – не поняла я.
Вместо ответа она, осторожно обогнув тела убитых, сунула нос в одежный шкаф, стоявший напротив кровати. Подцепила одними ноготочками обе створки («пальчиков» оставлять все же не следовало) и окинула содержимое хватким взглядом:
– Тут только женские тряпки, – сказала она мне через плечо. – Мужских нету.
Я очнулась:
– А детских?
– Детских? – удивилась она. – Нет, детских тоже нет.
– Странно… – пробормотала я. И добавила, наткнувшись на ее вопросительнй взгляд: – Странно и то, что в этой квартире нет даже детской кроватки.
– Разве это странно? – проподняла она одну бровь. – В моей квартире, к примеру, тоже нет ни одной детской кроватки!
– Нет, тут другое…
Бог знает почему, но я вполголоса за полминуты рассказала ей о случившемся. Не забыв добавить, что этого мужчину с бородкой клинышком я видела живым всего несколько часов назад.
Может быть, моя словоохотливость объяснялась тем, что, разговаривая с Адой (так представилась мне рыжая дама в роскошной лисьей шубе), я тем самым отвлекалась от страшного зрелища на кровати.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12