Диана Кирсанова
Созвездие Девы, или Фортуна бьет наотмашь

…Я еще никогда не видела покойника, пьющего чай.
Он сидел в моей кухне, да, в моей кухне, в моем доме, который я покинула каких-нибудь пять часов назад, с комфортом расположившись в простенке между вечно урчащим холодильником и хромоногим столом, прислонившись к стене и положив ногу на ногу.
Одна его рука покоилась на столешнице рядом с еще горячей чашкой чая, вторая лежала на колене, и между пальцами мирно дымилась толстенная сигара. Коротко стриженным затылком этот человек упирался в стену, а безжизненный, отстраненный взгляд серых глаз был уставлен прямо на меня.
Я закричала.
Здесь надо заметить, что, имея немало недостатков – например полное отсутствие романтизма в характере, критический склад ума и нелюбовь к новым знакомствам, – я тем не менее обладаю крепкими нервами. И кому-то нужно было очень постараться, чтобы заставить меня вот так грохнуться на пол прямо посреди кухни, неловко подогнув колени, и заорать благим матом, вцепившись в волосы и глядя вытаращенными, вот именно – вытаращенными, глазами на человека, который еще вчера подшучивал надо мной, уговаривая бежать с ним в Латинскую Америку!
А сейчас он сидел на моей кухне и был мертвее мертвого, хотя рядом с ним и стояла чашка с чаем и вазочка с засахаренными конфетами-подушечками, которые я любила с детства и которые моя бабушка смешно называла «Дунькина радость»…
Он был мертв – одутловатое лицо с вывалившимся языком и сине-багровые пятна на шее не оставляли никакого сомнения в этом, – но сидел за моим столом в кухне в расслабленной позе званого гостя, попивающего чай с конфетами «Дунькина радость», и никто, ни один человек в мире не мог объяснить мне, как он сюда попал!
Мертвец был безукоризненно, даже щегольски одет – этот прекрасный кремовый костюм, такой же жилет, желтый шелковый галстук и светлые туфли были на нем вчера. Я еще тогда заметила, что он выглядит как жених, и подумала, что вовсе необязательно так хорошо одеваться, отправляясь на встречу с двумя немолодыми женщинами, которые всего-навсего мечтают выйти замуж на четвертом десятке лет.
Но сейчас, да, сейчас он был мертв, и его парадное одеяние казалось какой-то чудовищной насмешкой надо всем – и надо мной тоже.
* * *
Когда первый шок прошел, я на ватных ногах вышла в прихожую и далее из квартиры. Я шла, хватаясь руками за стены, не останавливаясь и не оглядываясь.
И в лифте я ехала с таким лицом, что соседка Алиса Сергеевна, которая за тридцать лет нашего проживания на одной лестничной площадке научилась разве что изредка кивать мне, неодобрительно поджимая губы, на это раз охнула и спросила с искренним сочувствием в голосе:
– Боже мой, что это с вами, Верунчик? Вам плохо, да?! Бледная вы какая… Как… как мертвец!
Выйдя из подъезда, я опустилась на залитую последним, ускользающим осенним солнцем лавку и, сжав голову ладонями, попыталась сосредоточиться.
Получалось плохо.
Вернее, совсем ничего не получалось – совсем не получалось понять, как этот человек, которые еще вчера вечером, смеясь, протягивал мне через стол руку, приглашая «на тур старинного венского вальса», – сегодня превратился в мертвеца, и этот мертвец сидит за моим кухонным столом.
В памяти, словно слайд-шоу на экране компьютера, мелькнули цветные картинки воспоминаний.
Пачка денег на столе конторы…
Странная женщина с сильно накрашенными губами, делающая нам неожиданное предложение…
«Наука соблазнения», которую приходилось постигать тут же, на лету, вместе с переодеванием и макияжем…
Поразительное, ничем не объяснимое исчезновение вот этого человека из запертой квартиры на шестом этаже элитного дома…
Труп.
* * *
Пожалуй, нужно все-таки начать с самого начала.
Идея открыть брачную контору принадлежала Люське.
Мы были знакомы с ней сто лет и когда-то даже дружили, хотя и являлись полными противоположностями во всем: я всегда была неповоротливым, лишенным даже в юном возрасте грации существом, у которого никогда не просили телефончик, не провожали до дому и не баловали подарками – разве что коллеги на Восьмое марта.
А Люська, напротив, со студенческой скамьи покоряла мужиков пышной копной легких и золотистых, как сноп спелой ржи, волос, нежным цветом лица, стройными ножками, белыми ручками, легкой походкой и умением смотреть на собеседника восхищенными, опушенными густой рамкой ресниц глазами сочно-шоколадного цвета.
Благодаря этому всему она выскочила замуж уже на втором курсе и сейчас имела великовозрастную дочь Валерию – флегматичное, некрасивое существо, ничем не напоминающее мать, студентку третьего курса МГУ, гуляку-мужа Борю, здорового мужчину с крепким торсом и руками, который несколько раз в год погружался в бурный водоворот очередного любовного приключения.
Я тоже побывала замужем, если так можно назвать мою недолговечную связь с коллегой по работе – вечно испуганным, рано лысеющим «маменькиным сынком», который даже носки себе боялся купить без того, чтобы мама предварительно не одобрила этой покупки. Мы прожили с Михаилом три мучительных года, и его мама последовательно не одобряла его носки, мои кастрюли, способ расстановки мебели в нашей квартире, методы воспитания нашей дочери Лики, родившейся на второй год этого, с позволения сказать, супружества, и многое другое.
В конце концов терпение мое лопнуло, и я выставила тряпку-мужа за дверь. Сделав это, я вздохнула с облегчением, услышав по ту сторону двери точно такой же вздох.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11