Он наполовину спит, но просыпается всякий раз, когда мимо проезжает машина. Это происходит нечасто, потому что Кортилло-авеню короткая, и ездят по ней только немногие толстосумы, живущие в здешних особняках, и те, кто попадает сюда по делам, – гости, обслуживающий персонал, подрядчики. Ни один дом на улице не охранялся так, как дом Кальдерона. То есть вместо настоящей охраны у них тут вывешиваются смешные маленькие таблички с предупреждением, что это частная собственность, и если кто-то сделает что-нибудь плохое, то кто-нибудь вызовет полицию. Обхохочешься! Ну все здесь, в Америке, не как у людей. В Кайли дома таких шишек имели трехметровые стены, окаймленные сверху колючей проволокой или битым стеклом, у каждого дежурила команда вооруженных охранников, а члены семьи ездили не иначе как в бронированных лимузинах и с вооруженным эскортом.
Вообще Мартинес привык серьезно относиться к делу, но тут, на этой улице, настоящему специалисту из Колумбии и делать-то было нечего. Работенка не труднее, чем съесть тарелку бобов. Он был уверен: если маленькая проблема, возникшая у Хуртадо, связана с американцами, тут никаких затруднений не возникнет. Однако Мартинес разделял мнение босса насчет того, что к этому могут быть причастны колумбийцы. Он видел полицейские фотографии трупа Фуэнтеса, которые Кальдерон раздобыл через свои связи среди копов Майами, и даже испытал своего рода патриотическую гордость – на такое, конечно, способны только его соотечественники. Он и сам знавал людей, которые потрошили своих врагов таким образом. Насчет того, чтобы их еще и поедали, у него точных сведений не было, но с юга, где уже с полвека продолжалась гражданская война, доходили слухи о ребятах из джунглей, которые съедают своих врагов. Сам он был не мясником, а более изощренным убийцей и в последнее время специализировался на автомобильных бомбах. Ну а на тот случай, если потребуется более эффектное «мокрое» дело, у него имелись специалисты, и некоторых из них он привез с собой.
Звук проезжающего автомобиля снова заставляет Мартинеса встрепенуться – мимо его окна медленно двигается ярко раскрашенный фургон. Стекла в машине колумбийца сильно тонированы, но даже при этом он различает листья, попугаев, стилизованных обезьянок и несколько английских слов, которые он не вполне понимает. И не надо – главное, что он видит и заносит в свой блокнот номер. При проведении наружного наблюдения он всегда записывает номера проезжающих вблизи объекта машин. Конечно, если кто-то собрался на дело, особенно колумбийцы, номера наверняка будут фальшивыми, но на всякий случай надо отмечать все.
Раскрашенный фургон замедляет ход и останавливается перед домом Кальдерона, выжидает немного, потом медленно продолжает путь. Мартинес нажимает кнопку на своем сотовом телефоне. Получает моментальный ответ и говорит:
– Выясните, кто это.
– Перехватить? – спрашивает голос в телефоне.
– Нет, просто проследите за ними. Я хочу знать, кто они и откуда.
Мартинес отсоединяется.
На дальнем конце улицы еще один фургон «додж» с тонированными окнами отъезжает от обочины и следует за раскрашенным «фольксвагеном» за угол.
Кевин и Дженнифер пересекли насыпь Рикенбакер и выехали к Виргиния-бич, относительно незастроенной полоске общественной земли к северу от Медвежьего Среза. Кевин забрал из машины ворсистое одеяло и полбутылки вина Руперта, и они, выйдя с маленькой парковочной площадки, спустились с насыпи туда, где начинались мангровые заросли. Кевин расстелил одеяло на маленькой полянке, под иголками нависших австралийских пиний. Здесь было темно, яркий лунный свет загораживали свисавшие ветви. Погода стояла прохладная, и кусающиеся насекомые не проявляли особой активности. Понимая, почему Кевин выбрал это темное местечко, Дженнифер, хрустя твердым песком, направилась к воде.
– Куда ты пошла? – окликнул он.
– К воде. Я хочу искупаться при луне.
Одна девушка, которую она когда-то знала, Розалинда, сказала ей, что лунные лучи оказывают полезное воздействие на женщин. Будто бы они усиливают тонкие энергии и препятствуют менструальным спазмам. Дженни припомнила крохотную маленькую девушку с соломенными волосами, со множеством пирсингов на лице и темными татуировками, окольцовывавшими руки на манер браслетов, которая к тому же увлекалась кристаллами и астрологией. Она составила гороскоп для Дженни на листке, вырванном из блокнота. Солнце и Луна в Раке, Скорпион на подъеме.
– Это значит, тебя должно притягивать море, – объяснила Розалинда. – Для тебя особое значение имеет твоя личная окружающая среда, и ты любишь ее обустраивать, наводить уют. Ты можешь быть очень эмоциональна, и порой тебе приходится прятать свои чувства под оболочкой внешнего безразличия. Ты ревнительница семьи и ее традиций. Хотя твой темперамент изменчив, люди будут обращаться к тебе за лаской и заботой. Ты защитница и воспитательница, вроде матери.
Последнее казалось уж полной чепухой, да и посыл насчет эмоциональности тоже, однако, может быть, в свете всего того, что переживала Дженни сейчас, Розалинда в чем-то все же попала в точку? А возможно, все это и дерьмо собачье, как считает Кевин.
Она сбросила сандалии и вошла в воду. Вода была теплее, чем воздух, и на ощупь воспринималась как бензин. Плывущая высоко в небе кремовая луна окрашивала серебром каждую маленькую волну.
Войдя в воду по колени, Дженни предоставила лунным лучам проникать в ее кожу, очень желая, чтобы все это оказалось вовсе не дерьмом, и тут позади нее заскрипел песок под ногами Кевина, не иначе как направлявшегося к ней за астрально предсказанными заботой и лаской.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149