– Так эти поклонники, может, тоже потрахаться только хотят, – проговорила Ольга, беря в руку малёк от Соломы.
– Нее, Сашка – он не такой, – оправдывала смотрящего Коса. – Ты же видела, как он на тебя смотрел? Тут походу чувства…
– Ну ты же сама говорила, что только здесь, в тюрьме, мужики способны так влюбляться. А потом что?
– Да какая разница, что будет потом? Ты пойми, глупая, жить надо сейчас, здесь. Сроку, как у дурака махорки… – Коса вовремя опомнилась, поняв, что от последних слов Ольга может опять расплакаться и впасть в отчаяние, и решила приписать эти слова себе. – Я тут с ума сойду, сидеть столько. Дай его мне, Оль, а то с малолеткой с этим не потрахаешься беспонтовым, – она кивнула на кабуру в 19, – у него мозгов и денег не хватит, чтобы свиданку устроить…
Пламенные излияния Косы прервал грохот открываемой на проверку двери. Вместе с просчётной «делегацией» в камеру вошел тоже сдававший свою смену опер Шаповалов, чего раньше он никогда не делал. Скользнув взглядом по всем заключенным, он остановил его на Ольге на всё время просчета. Смотрящие на считающего корпусного девушки не обратили на это внимания, но Коса взгляд опера заметила и Ольга тоже. Как только они вышли, Коса сразу сказала.
– Ты видела? Похоже, кум не больно-то хочет тебя стукачкой сделать. Походу, ты ему тоже понравилась, как он смотрел… Вот видишь, какой у тебя выбор богатый… Дай мне этого Олега, Оль…
Картинно вздохнув, Ольга вытащила из-под матраса тетрадь с ручкой и, открыв её, сказала, взглянув на подругу:
– Давай, диктуй.
Обрадованная Коса подскочила к Ольге, сон у неё как рукой сняло.
* * *
Парням пришлось сжечь немало бумаги, чтобы к проверке в камере не воняло как в самогонном бараке, в котором сломался аппарат.
– Чем это у вас так воняет? – спросил опер Шаповалов, который тоже зашёл в камеру во время просчёта.
– Да перебрали немного с голодухи, гражданин начальник, – с улыбкой пояснил Витяй, показывая на забитую продуктами решётку, – и как-то все сразу какать захотели.
Не ожидавшие услышать такую отмазку сокамерники засмеялись, и даже у принимавшего смену корпусного поднялось настроение.
– Вы, наверное, сразу по двое срали в одну дырку, и по полкниги зараз сжигали? – спросил он, выходя из камеры.
В камере опять засмеялись. А когда дверь за ментами закрылась, все с улыбкой посмотрели на Бандеру, всё ещё пытавшегося высморкаться возле умывальника.
– Хули вы угараете? – беззлобно спросил Бандера, выпрямившись и проходя мимо укладывающихся спать Вано с Потапычем. – Не могли сказать, что ли?
– Так мы ж думали, ты лечишься как-то по-новому, – весело ответил Потап.
– Ну-у, – подхватил Вано. – Слышал, как водкой горячей с мёдом лечатся, думал, ты по-своему решил попробовать.
Бандера подшёл к окну и, взяв с решётки кусок колбасы, присел и стал его резать заточенной ложкой, сказав Витяю:
– Вы бы допили как-нибудь эту бурду, – он потрогал накрытую картонкой кружку со своим «чаем с лимоном». – Остыл уже почти. А то со шмоном нагрянуть щас могут, кум походу чё-то заподозрил.
– Так похмелились уже вроде, тем, что нормального оставалось, – весело ответил Витяй и все опять заулыбались, кроме Лешего.
– Ну вылей тогда, – кивнул Бандера на парашу, – а то прям щас залететь могут.
– Да ну на ху…, – Леший присел к импровизированному столу, – я добру не дам пропасть. Ну и хер с ним, чё сладкий… Кто со мной?
Выпить тёплого, сладкого коньяку с лимоном не отказался только Антон, но налил себе совсем чуть-чуть. Они достали себе на закуску начатую коробку конфет и предложили Бандере:
– Хоть конфет рубани, Виталь. Чай-то ты после этого пить не бросишь?
– Откуда конфеты? – не обратил внимания на насмешку Бандера, беря одну из коробки и откусывая. – С коньяком заказывали?
– Ну, – ответил Леший, – мы даже пару коробок взяли. Одну вон Юркиной подруге сразу загнали.
Бандера аж чуть не поперхнулся и даже не обратил внимания на смех Юрия с Витяем после того, как Леший с Антоном выпили и их лица скривились. Перестав даже жевать находящуюся во рту конфету, Бандера встал и пошёл опять к умывальнику, якобы попробовать высморкаться. Но по пути толкнул уже засыпающего Вано и кивнул ему головой, чтобы тот подошёл.
– Конфеты кто в один восемь загонял? – спросил он потихоньку у подошедшего Вано под шум льющейся воды.
– Витяй с дубаком говорил, не Юрик, – сразу поняв, что к чему, ответил Вано.
– Не говорил, от кого, чё?
– Нет, просто когда насчёт ларька договаривался, сказал чтоб одну коробку в один восемь закинул и всё, – наклонившись ещё ниже сказал Вано.
Бандера удовлетворённо кивнул и только теперь стал дожёвывать конфету. Не успел Вано отойти от него, как дверь стала резко открываться. Бандера сразу посмотрел на Лешего, который залпом допивал оставшийся в кружке коньяк и, засунув в рот кусок колбасы, со скорченным лицом наливал с пакета мёд в кружки из-под коньяка.
– Чё-то у вас тут пахнет странно, – сказал вошедший во главе дубаков Женя Шмон, которому всё же сказали кум или кто-то ещё о вони горелым в камере. Женя принюхался. – Бражку, что ли, поставили? Ну-ка, все на выход.
Все стали подниматься и выходить. Кто был раздет на ходу одевались или брали с собой на продол вещи и одевались уже там.
– Давай в семёрку их пока, надо хорошенько тут пошерстить, – скомандовал Женя дубаку и полез со своими помощниками переворачивать лежащие на полу матрасы и всё остальное.
Всех живущих в десятиместной хате тридцать два человека спустили на первый этаж и закрыли в пустующий женский отстойник, который был более чем вдвое меньше их камеры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114