Закурила «Жокей-клуб» – последнюю в пачке – и спросила голосом Женщины-Скалы:
– Кто ты?
– Висенте, – тоскливо ответил я.
– А почему ты раньше не ходил в эту школу?
– Потому что мы только что переехали в поселок.
– А папа у тебя кто?
– Архитектор. Работает в крупной строительной фирме «Кэмпбелл и компания».
– А я?
– Домохозяйка.
Мама выдохнула круглое облачко дыма. Вид у нее был усталый. Ей никогда не нравилось вставать спозаранку. Когда она вновь заговорила со мной, ее голос звучал уже совсем иначе.
– Пойми: ничего страшного в этом нет. Заведешь новых друзей…
– Зачем мне новые! Я хочу со старыми дружить, а ты их у меня отняла!
Тут опять появился отец Руис. Я встал и направился к нему. За моей спиной захрустела бумага – это мама скомкала в руке пустую сигаретную пачку.
Когда отец Руис распахнул дверь класса, никто из моих новых одноклассников не сидел за партой. Все собрались перед доской, выстроившись, как регбисты в положении «схватка», и покатываясь со смеху. Отец Руис ворвался в эту орду, как бульдозер, твердя: «По местам! По местам!» – и тыкая учеников пальцами под ребра; сразу было видно, что он привык разгонять толпы. Дело шло как по маслу, пока у доски не остался всего один мальчик, весь закутанный – болеет, наверно, – в куртке и шапке, лицо скрыто зеленым полосатым шарфом. Он вообще не шевелился. Отец Руис заговорил суровым тоном:
– Садись! Неужели не слышишь?
Мальчик не реагировал, зато прочие хором захохотали.
Это был не мальчик, а скелет из кабинета биологии, наряженный в одежду учеников. Впрочем, кто его знает, откуда этот скелет взялся (поневоле призадумаешься, насколько далеко у этих католиков заходит каннибализм).
Отец Руис сначала покраснел как рак, а потом расхохотался. (Зрение у него было еще слабее, чем я предполагал.) Он раздел скелет и поблагодарил моих одноклассников за щедрый дар в пользу бедных – эту одежду (он сложил ее и засунул под мышку). Большинство иронически засвистело, но некоторые – очевидно, хозяева шапки, куртки и шарфа – примолкли и побледнели.
Отец Руис пригласил меня к доске и объявил, что с сегодняшнего дня я буду учиться в этом классе. Произнес приветственную речь, подчеркнув, как неуютно себя чувствует человек в новом коллективе, где все друг друга знают, и призвал всех принять меня с распростертыми объятиями. Эти слова были выслушаны в почтительном молчании. Все, кто имел дело с отцом Руисом, отлично чувствовали – он человек добрый, даром что директор. Но атмосфера, которую он смог создать, мгновенно улетучилась после заключительной фразы:
– Представляю вам Гарольда Висенте.
– Гарольд! – тут же завопил кто-то на последней парте.
Я зажмурился. Мне хотелось только одного – умереть на месте.
Я не предусмотрел, что из уважения к моей воле – ох, если б они всегда так ее уважали! – родители решили, что и в школе я должен сохранить за собой имя Гарри. Гарри – уменьшительное от Гарольд, а имя Гарольд – одно из тех редкостных имен, которые, хоть и не содержат слогов «жо», «пе» или «пи», почему-то вызывают у аргентинцев желание переиначивать их без стыда и совести. «Гарольд, Гарольд, га-га-га, кушать хочешь? – Да-да-да!» – тут же прозвучало из другого утла класса; тридцать хищников в синем, Синие Жадины из «Желтой подводной лодки», и все надо мной потешаются; я хотел быть Гарри, но Гарольдом – ни в жизнь! По классу распространилась зараза дразнилок, и все принялись глумиться еще и над фамилией «Висенте»: «Висенте-повисенте», «Висенте-трусы-на-ленте», и даже почему-то «Отец Руис на веревочке повис»; все слилось в какой-то мюзикл без музыки, где либо молчали, либо разговаривали в рифму, не хватало только, чтобы скелет начал, как Фред Астер, отбивать на стенах и потолке чечетку, пока его не призовут к порядку, ухватив за шарфик.
47. Я учусь дышать
Я чувствовал себя точно персонажи комиксов, у которых над головой вечно маячит черная туча – таскается за ними повсюду, как привязанная, и время от времени пуляет в макушку молниями, Весь день я только и делал, что играл сам с собой в «Висельника», не обращая никакого внимания на объяснения учителей. Вообще-то я всегда был прилежным учеником, но теперь решил объявить школе полный бойкот: пусть мне поставят по всем предметам неуд, чтобы родителям поневоле пришлось забрать меня отсюда. В конце концов «Висельником» заинтересовался сосед по парте, с которым меня свела судьба, – некий Денуччи. Правила игры его явно озадачили (как мне удается ошибаться, угадывая буквы в слове, которое я сам и выбрал?). И отчего я так упорно раз за разом стараюсь сам себя повесить? Непонятно!
После уроков нас встретили родители и повели на дачу пешком, чтобы показать дорогу. Гном мешал мне предаваться унынию – тараторил, делясь впечатлениями: от новой школы он был в восторге.
– Наша сеньорита говорит, что у меня волосы красивые. И еще говорит, что я вообще милый мальчик. И что Симон – очень красивое имя. И Сандра – красивое. Мою новую сеньориту зовут Сандра. Мама, почему ты Сандрой не назвалась? У Сан-Роке есть собака, вы заметили? Можно мне завести собаку?
Папа, пребывавший в отличном настроении, заметил:
– У Сан-Роке на ноге язвы. Ты тоже язвы хочешь?
– Не хочу, а то мне их собака разлижет, как Сан-Роке разлизала, и тогда меня придется колоть от бешенства. Я хочу стать святым, когда вырасту, но только здоровым.
– Здоровым, как Сан-Аторий, – предположил папа.
– Ага! – завопил Гном.
Лукас вернулся на дачу поздно, когда мы уже заканчивали ужин. Ему не пришло в голову ничего лучшего, как спросить:
– Ну, Гарри, как первый школьный день прошел?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80