Себастьян был потрясен. Он вернулся к себе. Страшно болела голова и хотелось курить – ему было нехорошо, и он понимал, что бросит работу в Цитадели.
У дверей его поджидала женщина в очках – она занимала соседний кабинет. Фиона. Он не видел ее с тех пор, как их представили друг другу.
– Я вот думаю… – проговорила она, разглядывая носки своих туфель.
– Да?
– Я вот думаю…
– Вы думаете.
– Милая безделушка. Аметист?
– Да. Это жены.
– Играть с формами так легко – невзначай забываешь, что на самом деле играешь с чувствами. Я вот думаю, а если…
– Что «если»?
– Ладно, забудьте.
Она развернулась и вошла в свой кабинет, захлопнув за собой дверь. Себастьян какое-то время стоял, размышляя: по всей вероятности, не он один терзается сомнениями.
Рабочий день закончился. Себастьян шел и думал о том, как все же убедительна атмосфера ярко освещенного первого этажа Цитадели: служащие – как и в любом другом государственном учреждении – болтают и тратят драгоценное время; стены пестрят объявлениями руководства и всевозможными информационными стендами – все как и везде.
Но не совсем, иначе он не сидел бы в своем подземелье. И ему уже подвели бы электронку и телефон. И он не чувствовал бы, что как только покидает пределы Цитадели и начинает спускаться в Рио-Фухитиво – окруженные горной цепью, погребенные в облаках пыли здания – за ним, следуя на безопасном расстоянии, кто-то идет. Тень, скрывающаяся среди других теней, стоит только слегка повернуть голову; машина, проезжающая мимо, исчезающая вдали и вскоре снова появляющаяся рядом, или взгляды исподтишка одного из пассажиров городского автобуса. Это было смутное, но безошибочное ощущение.
В пропахшем гнилыми апельсинами автобусе с изрезанными лезвиями зелеными обивками сидений шофер наслаждался включенным на все катушку радио с техноверсией знаменитого «Полета кондора». Толстый, обритый наголо молодой человек пытался перекричать музыку, объясняясь по телефону со своей девушкой и уверяя, что приедет домой уже через несколько минут. Себастьяну стало смешно: сотовые телефоны в таком маленьком по всем параметрам – и по размерам, и по духу, но это не мешало ему иметь непомерные претензии на звание современного развивающегося быстрыми темпами мегаполиса – городишке, как Рио-Фухитиво, казались ему фарсом. Хотя смеяться не следовало. Иные глаза – не посчитают ли они претенциозной его точку зрения? Его взгляд на цифровые технологии и пренебрежение аналоговыми?
Автобус, скрипя железом и гремя музыкой, потихоньку полз вниз. Себастьян смотрел в окно на обклеенные фотографиями мэра стены домов. Совсем недавно проспект Вязов переименовали в проспект Генерала Леона Гальвеса (отец мэра, по-своему толковавший очередную диктатуру, наступившую после диктатуры Монтенегро). Граффити гласит: «Да здравствует любовь – гетеро, гомо и би; с людьми, животными и вещами». Эх, было бы все так просто. Если бы…
Добрались до забитого полицейскими машинами перекрестка, кишмя кишащего журналистами с видеокамерами и любопытсвующими прохожими (либо большая авария, либо снимают какой-то сериал – Себастьян узнает об этом из вечернего выпуска новостей). Шофер повел автобус в объезд.
Бритый здоровяк, прижимая трубку к уху, горячо спорил с девушкой. Себастьяну пришло в голову, что это он виноват в том, что они с Никки отдалились друг от друга. Это он позволил произошедшему той ночью превратиться в трясину, поглощающую их любовь. Во всем виноват он сам – из-за своей нерешительности, неуверенности и панического страха потерять ее. Она была так открыта, так откровенна. Никки, всегда готовая разделить с ним даже самые опасные фантазии, рискуя получить взамен непонимание и отчуждение; в то время как он, замыкаясь в себе, не рассказывал ей о своих желаниях, мыслях, мечтах или просто о происходящих в его жизни событиях. Она была распахнута ему навстречу с почти детской доверчивостью, а он, поглощенный тайными делами с Исабель, прятал, как самый сокровенный секрет, правду о своей работе в Цитадели.
Как же его ранило все, что имело хотя бы малейшее отношение к Никки! Такая близкая, но недосягаемая, открытая, но непостижимая. Как больно ее любить – любить вопреки всему, вопреки любым клятвам, обещаниям, спокойствию, желаниям, счастью, страданиям.
Всему виной Ана. Ана, в которую он был влюблен без памяти и которую он никогда не забудет за преподанный ему урок лжи и предательства. До этого Себастьян легко и естественно доверял любимой женщине. Сейчас естественным для него стало недоверие, подозрение, что его стремятся обмануть, стоит лишь повернуться спиной.
По пути домой Себастьян зашел в книжный и купил аудиокнигу, «Винни-Пуха». Покупку завернули в подарочную бумагу темно синего цвета – небо с плывущими по нему звездами, желтыми планетами и оранжевыми хвостами комет.
По дороге ему все время казалось, что за ним следят (он – Фокс Малдер, работающий на правительство и за ним следит другой человек, тоже работающий на правительство), Себастьян пожалел, что купил аудиокнигу. Никки все равно нет дома. И она не оценит подарок: какое-то недоразумение – книга, которую нельзя читать.
На площади Слепых Себастьяна поразил топчущийся там фотограф с древней фотокамерой (меха, как у аккордеона, треножник и накидка). Последний раз ему доводилось сниматься на подобном агрегате еще в школе – им предстоял межквартальный чемпионат по футболу, и требовалось оформить удостоверение футболиста. Это стоило так дешево. Естественно, истинной ценой стало неузнаваемое лицо, бесформенный подбородок и какой-то прибитый внешний вид.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52