На столе серого металла по-хозяйски расположились Мак, сканер и принтер. Стул, тоже металлический, своими простыми линиями напоминал дизайн Альвара Аальто.
– Мы установили все программы, о которых вы упомянули, – заговорила Исабель, поглаживая подбородок. И при виде недовольного выражения лица Себастьяна добавила: – Что-то не так?
– Эта камера.
– Стандартное оборудование. Распоряжение правительственной службы безопасности. К вам лично не имеет никакого отношения. Они у нас в каждом кабинете. Я даже не думаю, что ваша и на самом деле подключена.
– Не думал, что работа на правительство требует такого уровня безопасности.
– Это скорее внешнее впечатление, чем правда.
– Для мысли, что тут и в сортире не уединишься довольно и впечатления. Прошу прощения за грубость. Ладно. Я понял, что буду находится в некоторой изоляции. Телефон?
– На днях подключим вас к линии. Пока, чтобы позвонить, вам придется подниматься наверх.
– E-mail?
– Всему свое время. Придется потерпеть.
– Как долго терпеть?
– Пару дней. Вы же понимаете – бюрократизм цветет пышным цветом. Для каждого шага нужно собрать кучу подписей. Пожалуйста, войдите в наше положение, – последние слова она произнесла почти жалобно.
В чье положение нужно войти, так это в его, подумал он, недовольно засопев и пытаясь сдержать растущее раздражение. Ему необходимо было получать записки от Никки, нежные послания, подтверждающие, что она хоть несколько минут посвятила мыслям о нем. Без этих записок Таиландочка имела в распоряжении весь вечер – словно поросший травой огромный луг, по которому можно бежать, раскинув руки и подставив лицо встречному ветру. Но этого сказать Исабель он не мог. Как признаться, что из-за Никки он был не способен представить себе двух вечеров без электронной почты. Как объяснить, что он не в силах понять, каким образом обходились разлученные влюбленные в те времена, когда еще не было электронки (да, конечно, телефон и письма. Но это было таким… таким безнадежно устаревшим. Сколько пар распалось по вине этих древностей?!)? Может, пора купить сотовый? Но он терпеть не мог их назойливое питюканье в самый неподходящий момент… Электронная почта была куда цивилизованнее мобильного телефона.
Себастьян промолчал. Еще одна тренировка. Закончив работу, он помчится домой, чтобы успеть ответить на послания Никки до ее возвращения. А когда она появится в дверях и он ее поцелует, e-mail в очередной раз станет темой для разговора:
«Получил два твоих письма. Такие трогательные. Думаю, ответ тебе понравится.
– Да? А что ты написал?
– Прочтешь – узнаешь.
– Ну, раз уж я здесь, можешь сказать мне все лично.
– Это прямое нарушение правил этикета. Что «мылом» пришло, «мылом» да отвечено будет.
– Себас, тебе говорили, что ты с приветом?» Исабель протянула ему папку.
– Надеюсь, с инструкциями у вас проблем не будет – там постарались изложить все как можно яснее. Как только закончите с этой папкой, получите следующую. Если что – я у себя в кабинете. Вопросы есть?
– Пепельница?
– В правительственных зданиях курение запрещено. Простите, это новый закон. Вам, как и остальным, придется выходить на улицу.
Она вышла, и Себастьян остался один. Стуча зубами от холода, он уселся на стул и включил компьютер. Новый закон, новое дерьмо. Стандартное оборудование, черт бы их всех побрал. Посмотрел в глаз камеры – пальцы правой руки сами собой сложились в неприличную фигуру – и продемонстрировал ей оттопыренный средний. На.
В папке оказалось порядка пятидесяти фотографий, каждая в прозрачном пластиковом конверте в сопровождении листка с указанием даты, места действия и издания, где публиковалась. Все это были фотографии Монтенегро времен диктатуры, снятые на самых разнообразных общественных мероприятиях: открытие автомагистралей, подписание документов по продаже газа Бразилии и Аргентине, приветствие дипломатического корпуса в честь третьей годовщины своего прихода во власть, коронование очередной Мисс, его будущей любовницы, аплодисменты с трибуны во время шествия карнавала в Оруро. Себастьяна увлекли мелкие детали: огромные галстуки, словно забытые на шее после обеда салфетки; сложенные на уровне гениталий ладони как оставшийся со времен футбола рефлекс – Монтенегро, в молодости игравшего защитником, приходилось становиться в стенку, когда пробивали одиннадцатиметровые; то, как он всегда смотрел в объектив, даже украдкой, будто зная, что его всегда подстерегает камера, готовая захватить в плен тот или иной миг – сзади, сбоку, спереди – а он не иначе обладал инстинктом вовремя повернуть и принять нужную позу за несколько мгновений до срабатывания затвора.
Исабель не лгала – инструкции оказались столь же невинными, сколь и смешными. Монтенегро едва дотягивал до метра шестидесяти пяти сантиметров и вместе с фуражкой и погонами выглядел мальчишкой, нацепившим отцовскую одежду. Требовалось, чтобы президент, по возможности, сделался не ниже сопровождавших его на фотографии людей, то есть чтобы его средний рост на снимках получился от метра семидесяти семи до метра восьмидесяти сантиметров.
Себастьян успокоился. Он всегда был готов помочь обуреваемым тщеславием людям. Президенты тоже имели право быть людьми, переживающими за свой малый рост, лысину, ранние морщины и побитые оспой щеки. Больше всего придется попыхтеть над фотографией, где Монтенегро едва ли не привстал на цыпочки в попытках возложить золоченую корону на голову этой самой мисс, ростом никак не ниже метра восьмидесяти двух. Ему предстояло вырасти, а ей стать поменьше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52