» – подумал я. Сейчас я мог видеть ее лицо, плохо освещенное желтоватым светом фонаря, светившего сквозь густые ветви, – лицо Селии, у которой было другое имя. Селии было сейчас двадцать шесть, а Виктория выглядела немного старше, ее лицо словно предупреждало: таким будет лицо Селии через несколько лет – первые морщины, в глазах усталость и страх: эта женщина уже ничего не ждет от жизни. Слишком много косметики для ее лет, одежда, которая скорее подчеркивает, чем скрывает, грудь обтянута белым боди, ноги обнажены, короткая юбка превратилась в тряпку – Виктория слишком часто садилась в ночные, совершенно для нее одинаковые, машины, а потом, возможно, вставала на колени или даже на четвереньки; выражение лица то испуганное, то злое – эта женщина долгое время нравилась мне, и сейчас этот ее блестящий плащ, ненасытный рот, даже ее грубость, снова пробудили во мне желание.
В ее глазах была темная ночь, а еще – страх перед моими руками, перед моим желанием и перед неизбежностью того, что сейчас я начну приказывать. Моя рука, которой она боялась, легла ей на бедро, на полоску кожи между чулком и юбкой. Я погладил эту полоску.
– Не знаешь? – спросил я и, взяв ее другой рукой за подбородок, повернул ее лицо к себе так, чтобы она смотрела мне в глаза. Она инстинктивно опустила взгляд, и я сказал: – Посмотри на меня, ты меня не знаешь? Не знаешь?
Она высвободилась, дернув подбородком, и сказала:
– Слушай, ты что? Я тебя в жизни не видела. И не надо меня пугать. Знаешь, всех не упомнишь, но с тобой я точно никогда не была и не уверена, что буду, если так дальше пойдет. Что тебе в голову взбрело?
– Как ты можешь быть в этом уверена? Откуда ты знаешь, что не была со мной? Ты сама сказала, что всех не упомнишь, – для таких, как ты, все мужчины похожи друг на друга. Может быть, ты даже стараешься не смотреть им в лицо – так ты можешь думать, что ты всегда с одним и тем же мужчиной: с твоим женихом или с твоим мужем? Может быть, ты замужем или была замужем?
– Был бы у меня муж, я бы этим не занималась. И вообще, все наоборот: мы смотрим вам в лицо, смотрим очень внимательно, чтобы снова не пойти с вами, если вы оказались свиньями или если с вами опасно иметь дело. Когда ты с мужиком в первый раз, ты всегда рискуешь, но во второй раз – ты сама виновата: знала, на что шла. Вас, мужиков, с первого раза видно. Так что давай, говори, чего ты хочешь, и покончим с этим. – Тон, которым были сказаны последние слова, был примирительным.
– Со мной опасно иметь дело? – спросил я.
– Кто тебя знает! Говоришь о страхе, допытываешься, боюсь ли я тебя, знаю ли я тебя…
– Извини.
Мы помолчали. Она воспользовалась паузой, чтобы снять плащ, – еще один жест примирения. Она не бросила его небрежно на заднее сиденье, а аккуратно сложила, как складывают верхнюю одежду в кинотеатре. На ней не было лифчика. Селия лифчик всегда носила.
– Знаешь, – сказала она, – мы по этим улицам боимся ходить. Тут около месяца назад пришили одного парнишку. Его сняли на Эрманос Беккер, как раз там, где я к тебе села. Поэтому трансвеститы там больше не стоят – боятся. Они уступили нам это место. Пока с какой-нибудь из нас чего-нибудь не случится. Тогда и мы уйдем: что-то с этим местом неладно. Совсем молодой был парнишка, нежный такой, робкий, как девочка, не то что эти мужланы. – И она показала большим пальцем назад. – Он на самом деле походил на девочку. Он здесь пробыл совсем недолго, приехал с юга, из Малаги, из какой-то деревни. Сел в «гольф», такой же, как твой, только белый, свернули они на одну из этих улочек, а наутро его нашли на тротуаре с размозженной головой. Он и на каблуках-то еще не научился ходить, бедняжка! Лет восемнадцать ему было, не больше. И что? На следующий вечер мы должны были снова сюда идти и забыть обо всем этом, потому что иначе ни мы, ни они не выйдем уже никогда. Так что хватит меня пугать и допытываться, знаю я тебя или нет, понял?
Это не Селия, подумал я. Руиберрис и его друзья видели эту шлюху Викторию, которая очень похожа на Селию. Им просто хочется думать, что это Селия, нравится говорить, что они переспали с Селией, хотя спали они с Викторией. Она не могла так измениться, это не она, разве что она необыкновенно искусно притворяется и придумывает всякие истории, чтобы меня напугать, чтобы я все больше беспокоился за нее, чтобы захотел вытащить ее из этой грязи и уберечь от этих опасностей, чтобы вернулся к ней и ей не пришлось больше стоять на этом углу или искать клиентов в каком-нибудь баре на улице Эрманос Бекер (она сама сказала: «Был бы у меня муж, я бы этим не занималась!»). Я не помнил, чтобы в газетах писали про парнишку-трансвестита с размозженной головой, – обычно я обращаю внимание на такие вещи, это мне нужно для работы. Селия, конечно, выдумщица и приврать любит, но не до такой же степени: таких страшных историй она никогда не сочиняла – она по натуре оптимистка. Впрочем, если она это она и если шлюхой она стала уже давно, то этот мир давно стал ее миром и выдумывать ей ничего не надо. Так что ее развязность, хриплый голос, грубые слова и мрачное настроение – это не игра: человек быстро все перенимает. Если это Селия, ей не нужно притворяться. Но как же я могу сомневаться?! Почему я до сих пор не могу понять, с кем имею дело – с собственной женой или с проституткой (с собственной женой, которая стала проституткой, или с проституткой, которая похожа на мою бывшую жену)? Ведь я прожил с ней три года, и до этого мы были вместе год! Я засыпал и просыпался рядом с ней каждый день, я изучил ее вдоль и поперек, я знал каждый ее жест, я часами говорил с ней, я чувствовал малейшие изменения в ее настроении – я смотрел ей в глаза, когда голова ее лежала на подушке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114