Охотник этого не знал. Он, возможно, никогда об этом не узнает, но то, что случилось – случилось: мальчик убит. Водитель ночью сбивает пешехода: ударяет бампером – он спешит, или чем-то напуган, или пьян, – но он все-таки тормозит. Потом видит в зеркало заднего вида, что жертва, пошатываясь, поднимается. Водитель вздыхает с облегчением и едет дальше. Через несколько дней сбитый им прохожий умирает от кровоизлияния. Водитель об этом ничего не знает, он, возможно, никогда об этом не узнает, но дело сделано: прохожий убит. Или еще большая случайность: врач звонит пациентке. Той нет дома, ему отвечает автоответчик. Врач записывает на пленку свое сообщение и забывает нажать на своем аппарате ту кнопку, которая отключает эти новомодные телефоны (Only You показал пальцем на трубку, торчавшую из кармана Аниты. Анита тут же вынула аппарат, чтобы продемонстрировать, если потребуется, что и как нажимать), потом, продолжая думать о пациентке, начинает говорить о ней со своей медсестрой. Врач говорит с большим сочувствием и называет роковой диагноз (о котором пациентке он сообщать – по крайней мере, пока – не собирался, а напротив, всячески хотел ее обнадежить). Разговор врача и медсестры тоже записывается на пленку, и пациентка, придя домой и прослушав ее, решает не дожидаться страшных болей и медленного разрушения. В тот же вечер она кончает с собой. Врач, возможно, никогда об этом не узнает, особенно в том случае, если женщина жила одна, а значит, никому не придет в голову прослушать записи на автоответчике. Но дело сделано: больная умерла не от своей болезни, не своей смертью.
«Или если пленку кто-нибудь унес, – подумал я. – Если кто-нибудь ее украл: тот врач или его медсестра. Может быть, они обо всем догадались, но было уже слишком поздно. А может быть, их сочувствие было притворным, а кнопка не была нажата умышленно: может быть, они оба были знакомы с пациенткой и хотели ей зла? Может быть, она им в чем-то мешала?»
– Но такое со всяким может случиться, – не соглашался Тельес, – не только с людьми, стоящими у власти. Ваши примеры – доказательство тому. В таких случаях остается только одно: ничего не делать и ничего не говорить. Хотя иногда молчание и бездействие имеют те же последствия, приводят к тем же, если не к худшим результатам. – Это слабое утешение, Хуанито, знать, что мир так устроен и ничего нельзя изменить, – ответил Единственный. Сейчас его лицо было очень печальным. – Это все равно, как если бы у меня умер друг, а ты сказал бы мне: «Что же делать? Такова жизнь. Все там будем». Это не утешает и не примиряет со смертью друзей – их смерть непереносима. Ты сам недавно потерял дочь. Прости, что я тебе об этом напоминаю, но мысль о том, что мир так устроен, тебе не очень помогла и не принесла тебе облегчения. В моем случае то, что я делаю (или чего не делаю), имеет слишком большой резонанс, от моей ошибки может пострадать много людей, а не один спящий мальчик, или прохожий, или безнадежно больная женщина. Каждый мой поступок может стать началом бурной цепной реакции, поэтому я так медлю каждый раз, принимая решение. От последствий ваших поступков страдают отдельные люди, а я с отдельными людьми почти никогда не имею дела. Но я убежден, что каждая жизнь уникальна и бесценна. – Он повернулся в мою сторону, некоторое время смотрел на меня невидящим взглядом, а потом прибавил: – Невыносимо больно, когда люди, которых мы знаем и любим, становятся прошлым.
Тельес вынул из кармана свой пахучий табак и молча начал набивать трубку – боялся, что если он начнет говорить, то у него задрожит голос (а может быть, не хотел, чтобы мы видели его глаза). Потом заговорил – медленно, словно ему было лень:
– Вам не за что просить у меня прощения, сеньор. Вы ничего мне не напомнили: я сам всегда помню об этом. Самое страшное – когда прошлым становятся те, кто должен был стать будущим. Но единственное решение проблемы, о которой Вы говорите, это чтобы все закончилось и ничего уже не было.
– Иногда это кажется мне неплохим решением, – ответил ему Неповторимый, и его ответ, должно быть, показался Тельесу слишком нигилистическим. Он решил, что не пристало посторонним слушать такие слова из уст столь высокопоставленной особы, а потому попытался сменить тему:
– Но вернемся к нашему делу, если не возражаете. Какие еще черты Вашей личности Вы хотели бы раскрыть? Кроме ваших колебаний и сомнений – на это, кстати, я не знаю, как посмотрят. Нужно дать указания Руиберрису.
В этот момент открылась та дверь, через которую некоторое время назад вошли Solus и Анита, и появилась довольно пожилая хмурая уборщица. В руках у нее были метелка из перьев и веник. Под каждой ее подошвой была тряпка (чтобы не портить ценный паркет), поэтому передвигалась она очень медленно и была похожа на лыжницу, которая идет по плотному снегу и у которой одна палка слишком длинная, а другая слишком короткая. Мы все в изумлении уставились на эту женщину с седыми волосами, которые так старят, и разговор на некоторое время прервался: слышно было только, как она напевала, шаркая по полу и не замечая никого, пока наконец не дошла до того места, где стоял Сегарра, и тогда он рукой в белой перчатке осторожно, но крепко взял ее за локоть и что-то тихо сказал ей, указывая на нас. Женщина вздрогнула, взглянула на нас, быстро прикрыла рот рукой, чтобы не вскрикнуть, и как могла заспешила к ближайшей двери – той, в которую вошли мы с Тельесом. «На колдунью похожа, – подумал я, – или на – banshee, есть в Ирландии такая нечисть женского рода, ее появление предвещает чью-то скорую смерть. Говорят, иногда расчесывая волосы, она поет погребальные песни, но чаще всего кричит или стонет под окнами дома одну-две ночи подряд, пока не умрет тот, по кому она плачет».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114