В наши дни их спешат забыть, словно смерть заразна. В лучшем случае ими прикрываются, как щитом, но чаще всего мы вспоминаем о них тогда, когда нужно найти виновника всех наших бед. Так что от наследников им достаются только упреки: за то, что они ушли слишком рано или слишком поздно, чте не подготовили для нас место или оставили его не нам. У них еще есть имена, но уже нет лиц, а этим именам приписываются все грехи, все долги и все ужасные поступки, так что им и после смерти нет покоя».
– Не бойся: если ты не хочешь, я ничего не скажу о Висенте. Ты лучше знаешь, что делать, – ответил я. – Я не подозревал о его существовании, когда шел на тот ужин с твоей сестрой, я мог бы уйти и не узнать о нем, это ничего бы не изменило. Когда-нибудь я выброшу эту кассету. Сегодня же и выброшу. Она никому не принесет пользы. И не волнуйся за меня: негодование и боль не обязательно заставляют человека искать виновного, того, на ком выместить это негодование и эту боль. Никто никогда не делает того, что считает несправедливым, просто есть минуты, когда мы не в состоянии думать о других, – мы можем думать только о себе, и думать о том, что происходит в данную минуту, а не о возможных последствиях.
На самом деле я очень нервничал и немного боялся. Может быть, я сам не понимал, что говорю? Мы часто сами не понимаем, что говорим. Говорим просто потому, что замолчал собеседник, – как актеры в театре, с той только разницей, что мы произносим не готовый текст, а импровизируем.
Луиса на том конце провода по-прежнему молчала, но я не стал продолжать. Я решил подождать. Мне хватило выдержки. «Другие, – думал я, – всегда есть кто-то другой». Я ждал.
– Послушай, – сказала Луиса, – если он предложит тебе встретиться прямо сейчас, я думаю, лучше отказаться. Если решите встречаться у него, то лучше днем, когда ребенка не будет дома: моя невестка Мария заберет его утром и привезет обратно только к вечеру, завтра ее очередь. Я уже говорила – Эдуардо хочет тебе что-то рассказать, но ты постарайся не напоминать ему о том, что пережил в его доме. Я рассказала ему все так, как рассказывал мне ты, слово в слово, попыталась посмотреть на случившееся твоими глазами. Он выслушал и почти ничего не сказал, но мне кажется, он никак не может понять, почему ты его не известил, почему ты никого не известил. И честно сказать, не знаю, как он тебя встретит. – Помолчав, Луиса спросила: – Ты мне потом расскажешь?
Она нервничала, она давала мне советы, она волновалась за меня – возможно, просто потому, что я оказался в трудном положении: мне предстояло выслушивать упреки, оправдываться, на меня должен был обрушиться гнев. Марты, которая могла бы разделить все это со мной, уже не было.
– Я думаю, он тебе расскажет.
– Одно дело то, что расскажет он, а другое – что расскажешь ты.
Это означало возможность увидеться еще раз, еще раз поговорить, еще раз позвонить (какое несчастье и какое везенье!) – один шаг влечет за собой другой, и в конце концов они становятся роковыми. Но, может быть, не всегда, может быть, этого не случится с теми шагами, которые я сделал в сторону Луисы, и с теми, что Луиса сделала ко мне? Может быть, на этот раз – нет? Так мы всегда думаем и так будем думать до конца наших дней. Я повесил трубку (мы повесили трубки) и стал ждать звонка. Но я не сидел у телефона: встал, пошел на кухню, достал из холодильника бутылку, открыл ее, сделал глоток, вернулся в гостиную, взял кассету, чтобы выбросить ее, как обещал Луисе, но не выбросил, положил обратно на полку – не всегда нужно выполнять обещания, и уж точно не всегда надо с этим спешить. Время есть. Когда ожидание кончается, оно никогда не кажется слишком долгим. Телефон зазвонил через три минуты. Я подождал, пока включится автоответчик. Я был уверен, что это Деан.
Но вдруг услышал голос Селии. Сейчас мы с ней общаемся. Мы по-прежнему почти не встречаемся, но по телефону разговариваем достаточно часто. Когда совместная жизнь закончена, лучше поддерживать отношения по телефону – так меньше соблазнов. Кажется, она снова собирается замуж, тогда мне больше не нужно будет посылать ей чеки и давать деньги при встречах – у нее будет состоятельный муж, владелец дорогого ресторана, в который я никогда не пойду. Я снял трубку и поговорил с Селией. Линия снова была занята, и я был в безопасности еще несколько минут, всего несколько – она собиралась куда-то уходить и только хотела сказать мне то, что я уже знал: один актер (довольно противный тип) оставил для меня несколько сообщений на ее автоответчике – я был ему срочно нужен (только его мне сегодня не хватало!). Меня до сих пор многие разыскивают через Селию – все-таки она моя бывшая жена! – когда не могут связаться со мной по моему телефону (Ферран тоже пытался разыскать Деана через его жену Марту). Сейчас мы с Селией знаем друг о друге мало. Мы ни о чем друг друга не расспрашиваем: каждый ждет, пока другой сам расскажет. Последний раз конкретные вопросы были заданы два с половиной года назад, когда на следующий день после моего тайного ночного визита к ней (в дом, который когда-то был и моим) она позвонила мне, хотя накануне просила, чтобы я сам позвонил ей утром и тогда мы могли бы пообедать вместе и поговорить (о том, о чем я хотел с ней поговорить) за обедом, а не в три часа ночи (как настаивал я). Так она мне тогда сказала. Но утром она позвонила не затем, чтобы назначить встречу. Ее интересовало только одно: «Послушай, Виктор, – спросила она, – у тебя ведь остались ключи от квартиры?» – «Нет, – солгал я, – я их давно выбросил. Разозлился из-за чего-то и выбросил. А в чем дело?» – «Ты уверен? – спросила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114