– А мне можно на нем покататься?
– Да сколько угодно.
– У нас в Бретани тоже были «солексы».
– И еще, помнишь, здоровенные велосипеды «пежо» с таким вместительным багажником.
Они вошли в «главный» дом – вполне банальный, но отнюдь не бедный, очень чистый, очень удобный и просторный; он состоял из десятка комнат, битком набитых мебелью и чересчур кокетливо убранных; здесь Жорж и проводил большую часть времени.
Дальше тянулся сад – буксовые кусты, ракитник, бамбук, цветник с гортензиями, фонтанчик у стены и всюду, куда ни глянь, пышные розы.
В дальнем конце сада, у самой воды, стояли два других домика, с виду более старых. Тот, что слева, утопал в глициниях. Второй, восточный, сплошь зарос плющом.
Из глубины сада – если смотреть с берега Йонны – было видно, что вся задняя стена «главного» дома, вплоть до почерневшей водосточной трубы, до самого ската крыши, увита виноградом.
Возле каждого из двух «речных» домов росло дерево, имелась лодка. Черная лодка у дома с плющом была привязана к кольцу, вделанному прямо в стену, выходившую на Йонну. Ее прикрывали мощные когтистые ветви шиповника, намертво вцепившегося корнями в береговой склон.
Левый дом, с глициниями, состоял из четырех комнат. Некогда друг Жоржа устроил здесь мастерскую для занятий живописью. Она и теперь была заставлена холстами, повернутыми лицевой стороной к стене. Вдобавок Жорж сложил здесь все свои старые пластинки, проигрыватели и кассеты. Этому дому был «придан» светло-зеленый пластмассовый ялик, надежно укрытый под шатром плакучей ивы.
В правом доме, увитом плющом, долгие годы никто не жил. Первая комната выходила в сад, в ней стояли старая железная печка и большой бильярдный стол с проеденным молью сукном. В спальне, окнами на Йонну, высилась старинная кровать с балдахином, на высоченных ножках, окруженная этажерками. Наверху, в пустой каморке, валялись на полу продавленные чемоданы. И во всех этих запущенных помещениях на окнах висели дырявые от моли занавеси, покрытые толстым слоем пыли.
– Нет, это невыносимо!
И Анна опять смахнула с лица паутину.
– Куда ни повернись, всюду эта гадость!
– Понимаешь, мой сосед – фанатик гигиены.
– Не вижу связи.
– Он все моет у себя в доме жавелевой водой, даже телевизор, тостер и почтовый ящик. Сам по себе он душка, но за любым насекомым гоняется чуть ли не с бомбами. Этим я и объясняю тот факт, что наш сад просто кишит пауками: от его преследований все они перебрались ко мне.
У кромки воды он показал ей аронник, огромный розовый куст, одичавший и превратившийся в шиповник, который заполонил чуть ли не весь берег, старую черную «луарскую» лодку, яблони и уток-мандаринок – они подныривали под низкие ветви орешника или укрывались под плакучей ивой, как в шатре, рядом с яликом западного дома.
Мелкий дождик моросил не переставая, усердно ткал густую паутину тумана над рекой.
И чудилось, будто старинный мост Тейи плывет, парит где-то в потустороннем мире, над этим влажным туманным маревом.
Глава IV
– Пойдем пешком?
– Конечно.
Он прикрыл дверь дома. Она ждала его на тротуаре, у ограды.
– Дай я возьму тебя под руку, – попросил он.
– И весь Тейи-сюр-Йонн будет о тебе сплетничать.
– Ну и прекрасно. Тем лучше!
Так, под ручку, они и отправились в ресторан, расположенный прямо на причале, возле моста.
Туман опутал белесыми щупальцами опоры моста и липы на берегу.
Вода в реке совсем пропала из виду.
– До чего же приятно!
– Что приятно?
– Чувствовать на своей руке женскую руку.
В ресторане Жорж заказал себе куропатку с жареными орешками и пюре.
Анна взяла филе из ягненка и запеченные лисички.
Жорж все твердил, что он безумно счастлив сидеть и есть рядом с ней.
Затем, в ожидании поезда, они прогулялись вдоль реки.
Туман почти рассеялся. Воздух потеплел. На мощеном причале стояла каменная скамья. Мелкие волны Йонны поблескивали, набегая на листья кувшинок. У самой воды, в трещине между камнями, пробился молоденький терн.
В конечном счете Анна Хидден так и не рассказала ничего определенного. Жорж понуждал ее исповедаться, но исповеди он не услышал. И сказал:
– По-моему, моя маленькая школьная подружка превратилась в бургундскую улитку: я вижу, как она затаилась в своей раковине.
Она сжала его руку, чтобы он замолчал.
Пройдя еще несколько шагов, она остановилась.
И сказала ему:
– Жорж, я хочу больше, чем просто разойтись с Томасом; я решила оборвать все свои связи. Только не с тобой, конечно. Порвать со всеми, кроме тебя. Потому что ты мне нужен.
– И что я должен делать?
– Пока не знаю. Но я хочу вытравить из памяти всю свою прежнюю жизнь.
– По-моему, ты слегка рехнулась.
– Нет. Я еще не очень-то ясно представляю, как за это взяться. Все, что от тебя требуется в данный момент, – это быть рядом со мной, быть терпеливым, быть моим другом. Моим единственным другом. Согласен?
– Я-то согласен, но зачем тебе все это?
– Никаких «зачем», просто сохрани мою тайну!
– Обожаю тайны.
– Не тайны, а тайну. Мою.
– Ладно. Обещаю тебе полную сохранность твоей тайны.
Радость Жоржа не знала границ. Он был в высшей степени сентиментален. А что такое сентиментальный человек? – Тот, кто обожает есть в компании другого человека. Стоило Жоржу подумать о том, что ему предстоит ужин с Анной, как он волновался до слез. Даже если он и не плакал по-настоящему, то все же говорил себе: «Я ужинаю с ней. Я взволнован до слезь.
* * *
И тем же вечером она стала «королевой».
Поздним вечером.
Королевой в сабо.
К величайшей обиде ее матери.
«Это знак судьбы, – подумала Анна, ложась в свою детскую кровать, устраиваясь под периной и нашаривая ногами медную грелку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53