У этого колобка было тело. Огромное. Казалось, что расстегни пуговицу рубашки или приспусти брюки, так с исчезновением преграды эта масса лопнет и расплывется в разные стороны.
Те, кто заметил появление толстяка в кафе, сразу с интересом принялись исподтишка разглядывать его, перешептываться. Анатолий же успокоился. Сейчас все разрешится, а значит, больше нет нужды волноваться. Он поднял руку вверх и помахал Олегу Викторовичу. Тот заметил, и оладьеподобные щеки искривились от улыбки.
Те, кто не заметил появления толстяка в кафе сразу, увидели его в тот момент, когда он, подобный огромному ягодному муссу, пробирался между столиков. Он на удивление легко лавировал между стульями, посетителями, а если и задевал кого, то потому, что они замирали, с открытым ртом глядя на его приближение. Случайно пихнув одну девушку, Олег Викторович удержал ее от падения за голое плечо. Его губы, подобные двум слипшимся толстым, налившимся красным цветом, опарышам, раздвинулись в улыбке. Девушку передернуло от его прикосновения, правда, никто этого не заметил, кроме нее самой и редактора. На ее коже остался пот мужчины, и ей показалось, что он жжется, словно острый чилийский перец. Она поспешила в туалет, смыть с себя прикосновение лысого толстяка в очках. Он же пошел дальше к стойке, где его ждал Толик, подумавший: «Если бы наша встреча была сценой кинофильма, то он приближался бы под жесткие аккорды гитар и ударных в переплетении с плачем скрипки и переливами гармошки». Толик даже услышал эту воображаемую музыку, увидел, как придуманная им камера наезжает на фигуру в черном костюме, готовом разорваться от жирного «внутреннего мира» в любую секунду. Разлететься на клочки и выплеснуть содержимое. Камера дает крупный план, сочные губы отрицательного героя искривляются в улыбке, показывая зубы. Еще кадр – и со лба стекает несколько капель пота, пробегая по переносице, застревая в бровях, три капли у левой ноздри сливаются в одну, скользящую к верхней губе, из приоткрытого рта появляется розовый острый кончик языка и слизывает ее. Музыка становится агрессивнее и грустнее, ничтожнее, можно так сказать. Громкость в голове Толика нарастает и лопается, как мозоль, оставляя его один на один, несмотря на толпу вокруг, с толстяком, стоящим в одном шаге спереди, произносящим:
– Привет, Анатоль, я ведь не опоздал?..
…Полина возвращалась домой волнуясь. Свекровь позвонила ей во время антракта и попросила срочно приехать. Она сказала, что ничего страшного не произошло, но какого черта тогда бы она стала выдергивать ее из театра, билет в который сама же и купила? Полина, если признаться честно, с радостью воспользовалась шансом покинуть спектакль, оказавшийся обычной непонятной и не имеющей стержня постановкой. Такие принято называть авангардом. Ей больше нравилась классика: «Чайка», «Ревизор», «Вишневый сад». Но она сама не ушла бы из театра, не желая обижать свекровь. А тут она сама попросила вернуться домой. Жаль, что ее голос во время этого дрожал, заряжая волнением.
Полина дошла до остановки, находящейся перед элитным казино и пивнушкой для богатых. Улица, по которой она шла от театра, была полна народа. Создавалось такое впечатление, что у людей больше нет дел, кроме как прогуливаться по бульвару туда-сюда. «Понятно, почему эта улица пешеходная», – подумала она, подходя к остановке.
Она смотрела, не идет ли нужный ей автобус, когда позвонил телефон. Это снова была свекровь. Голос ее стал спокойнее и грубее. «Только что покурила», – разговаривая с ней, поняла Полина, вслух сказавшая, что уже на остановке. «Тебе нужен 39-й маршрут. И извини, что выдернула тебя со спектакля, дело того не стоит», – напоследок произнесла вдова, отключила мобильный и пошла на лестничную площадку, чтобы выкурить еще одну сигарету. Оба амулета она сжимала в левом кулаке. Наверное, они и впрямь обладали магической силой защиты от зла, ибо крупный мужчина с бледным лицом, темными кругами под запавшими глазами и нездоровой усмешкой на губах не зашел в подъезд, где курила вдова. Он решил подождать на улице. Что-то подсказывало ему правильность такого выбора. «Да-да, – думал он „полусгнившими“ мозгами, прячась под козырьком подъезда от солнечных лучей, колющих зрачки. – Надо подождать здесь…»
…Олег Викторович поставил туфлю на подножку, схватился обеими руками за край барной стойки, отчего его массивное тело приподнялось вверх, а затем опустилось на высокий стул, обтянутый дерматином символического черного цвета.
– Мне тоника, – попросил он у бармена, прежде чем снова заговорить с Толиком, сидящим рядом, ощущавшим запах пота, смешавшегося с дорогим парфюмом, исходящие от главного редактора, не снявшего скрывающие глаза очки.
Они молчали десять секунд, потом Олег Викторович спросил:
– Ты устал отдыхать, Анатоль? Ты жутко выглядишь, будто всю ночь бухал и трахался.
И мужчина рассмеялся, а потом захлебнулся воздухом и закашлялся.
– Я хочу поговорить с вами по важному делу, – выдавил из себя Толик, следя взглядом, как языком собеседник слизывает выступивший над верхней губой пот.
– По важным делам не ходят в такие балаганы, – ткнув сарделькообразными пальцами в сторону сидящих за столиками посетителей кафе, ответил главный редактор.
Напротив него поставили запотевший бокал с прозрачным тоником. Он правой пятерней смахнул пот с лысого черепа, затем взял напиток.
– Я выбрал это место не подумав, – соврал Толик. – Я хочу вам сказать, что все знаю, абсолютно все.
– Как?! – всполошился толстяк, вздрогнув всем телом так, что жидкость из бокала выплеснулась на лацкан его черного костюма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137