Мне было страшно на него смотреть: глаза выпучены, на лбу бьется вена.
– Боже правый! – воскликнул он. – Шабаш!
Фабио вскочил на ноги. Его глаза блестели от слез. Он обнял Билла.
– Да, вы те самые воины! Сыновья Пресли! – Фабио упал на колени и разрыдался. Билл снова вернулся к своим гримуарам. Он листал их с таким бешеным остервенением, что удивительно, как он вообще не порвал ни одной страницы. Он остановился где-то на середине «Dictionnaire Infernal», «Инфернального словаря» Колина де Планси (1863), и разгладил страницы рукой. У меня внутри все оборвалось, когда я увидел эту гравюру. Я весь покрылся холодным потом. Голова закружилась. Это была та самая женщина из моих снов. Царица Чума, Богохульная содомская сучка! Эфир наполнился жутковатой восточной музыкой. Фабио выбежал из комнаты, но вскоре вернулся с каким-то компактом. Он показал нам обложку. У него изо рта обильно текла слюна. Его ангельское лицо с точеными чертами превратилось в маску запредельного страха.
– Она оборотень! – его голос дрожал и срывался. – Ее земное обличье… ее земная личина… – он даже не смог договорить. Я взглянул на обложку диска. Это была «Эротика» Мадонны. Мадонна – сам Дьявол?
Хотя я и раньше что-то такое подозревал… эти железные лифчики с шипами на сосках, эти кошмарные демонические танцоры… теперь все встало на свои места. Билл достал звездные карты, компас, циркуль и бунзеновскую горелку, на которой он опалил несколько древних пергаментов. Потом он снова принялся что-то писать у себя в блокноте и производить сложные вычисления на своем руническом калькуляторе. Меня поразила его почти маниакальная сосредоточенность. Наконец, он поднял голову и объявил:
– Завтра! – Его волосы, мокрые от пота, прилипли ко лбу. – Шабаш!
Пылинки как будто зависли в неподвижном воздухе. У меня по щеке проползла муха. Напряжение было почти осязаемым. Билл продолжал:
– Шабаш начинается в полночь. Он будет замаскирован под грандиозную вечеринку MTV. У нас есть восемнадцать часов, чтобы добраться до Хельсинки. – Он захлопнул свой докторский чемоданчик и решительным шагом направился к двери. Мы двинулись следом.
Снаружи была гроза: гремел гром, сверкали молнии. Стихии как будто взбесились, являя собой самые мрачные предзнаменования. Яростный ветер швырял нам в лицо миллионы сосулек – колючих и острых, как иглы. Бледный рассвет с трудом пробивался сквозь бурю, солнце было как тусклый ледяной шар, что проглядывал время от времени сквозь разрывы в черных клубящихся тучах.
Но и это еще не все. Когда мы познакомились с Джонни, он был вполне мирным и даже кротким: коллекционировал огнестрельное оружие и жил в ладу с миром и с самим собой. Его музыкальные вкусы были достаточно разнообразными: от Джонни Кэша до экстремально тяжелых команд арийского металла. В его честь мы только что спели классическую «Understand Your Man» Джонни Кэша.
Теперь мы приумолкли. Гимпо тихонько похрапывает в такт стуку колес. Я выключаю ночник у себя над полкой и уже предвкушаю великую встречу с Чиппами завтра утром.
Двести крепких Чиппендейлов, выстроившихся в боевом порядке, едва различимы в грозовых утренних сумерках. Они вышли в традиционном боевом облачении ордена: то есть почти полностью голыми, за исключение белых воротников и манжеток, черных галстуков-бабочек, черных военных трусов и ботинках «челси». Фабио, который уже более-менее пришел в себя, производил смотр своего бравого войска.
– Оружие к осмотру!
Все как один подняли над головой свои бензопилы. На фоне восходящего солнца воинственный силуэт Фабио смотрелся весьма впечатляюще.
– По коням, ребята. Мы выступаем! Смерть Богохульной содомской сучке!
Чиппендейлы ответили слаженным хором, их боевой клич заглушил грохот грома:
– Смерть Богохульной содомской сучке!
И они побежали к конюшне. Мы с Биллом, Гимпо и Фабио двинулись следом за ними, восхищаясь их юношеской энергией и задором.
Когда мы подошли к конюшне, все двести воинов-Чиппендейлов уже оседлали своих фантастических белых коней. Кони били копытами землю. Их горячее дыхание обжигало; пар валил из ноздрей, растекаясь психоделическими завитками над этим взвихренным пейзажем, как будто взятым из мифа. Их глаза горели, как грозные очи самой судьбы. Все это напоминало картины Жерико: белые кони с летящими гривами, первозданное буйство стихий, когда молнии рвут небеса, и ветер терзает землю, и последний зазор между реальностью и фантазией становится видимым и осязаемым, пробуждая в душе и восторг, и ужас.
Возбужденное шевеление у меня в исподнем было вовсе не гомосексуального свойства. Это был электрический контакт между мной, грозовыми стихиями и самой судьбой. Я заметил, что Билл поправляет свой сиоран; он тоже воодушевился. Мы сели на наших белых скакунов и устремились в рассвет, следуя синей пульсации лей-линии. Грохот копыт двухсот белых коней был подобен священному грому. Павшие воины в Валгалле подняли тост в нашу честь, с пожеланием победы; Один отпил из своего рога, а Локки пустился в пляс; Тор бросил свой молот, и громовые раскаты возвестили о нашим отбытии из Сахарного Дома. Молния ударила в небо, как серотонин – в мозг душевнобольного; северное сияние было как вспышка новой звезды. Победа будет за нами. Победа или смерть. Мы не пощадим никого, но и не примем пощады от наших врагов. Мы – воины. Мы вышли на битву. Мы знаем правила. Беовульф хохотал в параллельной Вселенной.
Хотя не все драконы еще убиты, и Потерянный Аккорд еще не сыгран, и наш поиск еще далеко не закончен, мы как будто спустились с небес на землю и снова стали такими, какие мы есть:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116