Все шоу выдержано в древнеегипетском стиле, и жуткий танец Мадонны напоминает древнеегипетские изображения: руки и ноги вывернуты под неестественно прямыми углами. Она срывает с себя стальной лифчик и начинает выдавливать яд из грудей. Струя ядовито зеленой кислоты бьет прямо в глаз одному из танцоров. Он истошно кричит, падает на пол и бьется в конвульсиях. Один из его верных товарищей прыгает на него, садится верхом и яростно пялит в задницу, чтобы его оживить. Мадонна поворачивается задом к зрителям, наклоняется и пердит пурпурной эктоплазмой.
Младенцы, охваченные огнем, по-прежнему падают с потолка, словно цветки адской вишни. На заднем плане – стена ревущего пламени. Разумеется, зрители в зале, околдованные Рупертом Молохом и его приспешниками, видят совершенно иное. Мы с Биллом прозреваем истинную реальность, только благодаря дару особого видения – потому что мы с ним вкусили священных лапландских грибов. Царица Чума подходит к своему смертоносному синтезатору, сосредоточию зла. Билл болезненно морщится. Его лицо покрыто испариной; очки в стиле Энди Уорхола съезжают на кончик носа. Я кладу руку ему на плечо, чтобы поддержать и успокоить. Говорю ему, чтобы он уже подбирался поближе к стойке с усилителями.
Музыка резко умолкает; на сцене гаснет свет. Секундное затемнение. Содомская сучка объявляет свою следующую песню: «Лучше сделать аборт в Аду, чем стать матерью на Небесах». Музыка обрушивается как лавина грохочущих камней. Мадонна бешено вертит головой – голова проворачивается на все 360 градусов, – из напрягшихся членов в ее горгонической гриве бьют струи отравленной черной спермы. Она возобновляет свой жуткий древнеегипетский танец. Ее руки и ноги двигаются, как на шарнирах. Танцоры пялят друг друга с неистовой яростью. Я едва сдерживаюсь, чтобы не блевануть.
– Эй, девчонки, хотите повеселиться? – ее писклявый, как у Мини Маус, голосок разносится эхом по темному залу. – Смывайте своих абортированных детенышей в унитаз, ха-ха-ха. Вы же хозяйки собственным телам. Хотите вечного секса, хотите кружиться в утробном вихре вместе с Франческой да Римини? Хотите? Конечно, хотите! Ну, так убейте своих нерожденных детей! Ха-ха! Давайте все танцевать…
Я все-таки блеванул – прямо на спину какой-то молоденькой девочки, что танцевала передо мной. Великая Блудница на сцене сделала сальто назад и встала перед своим синтезатором. Она подняла руку, чтобы сыграть погибельный Анти-Аккорд. Я кричу Биллу:
– Давай!
Он нажимает на кнопку взрывного устройства. Стена взрывается. Какофония грохота, света, бетонной пыли. Зрители с воплями мчатся к выходу, зал быстро пустеет. Итак, поле битвы расчищено. Мадонна бьет боевым молотом: Анти-Аккордом. Индия и половина Африки стерты с лица Земли; танцоры содрогаются в коллективном оргазме; струи коричневой спермы поливают бегущих подростков.
Три отдельные ноты прогудели по аду, разверзшемуся на земле. Низкая частота: тектонический рокот, сдвиги земной коры глубоко-глубоко под действующими вулканами. Миллион кашалотов опорожнили кишечники в море. Пузыри с ядовитыми газами и китовое дерьмо поднялись на поверхность из океанских глубин, распространяя кошмарную вонь протухшего планктона.
Высокая частота: миллиарды кастрированных свиней с миллиона ферм по всему мира вдруг все как будто взбесились и принялись истошно визжать, тряся изуродованными мошонками. Тучи саранчи скрежетали зубами, выедая глаза младенцам. Десять миллионов бабочек кричали в раю, охваченные огнем.
Средняя частота распространила зловоние по всему астральному плану: расчлененные трупы, разлагающиеся под солнцем в жаркий летний день; трофеи Денниса Нильсена; кишечные газы каннибала Иди Амина.
И как мне соперничать с этой точеной, изысканной прозой, с этой безудержной и интенсивной фантазией за гранью реальности?
В голове все плывет.
Расплачиваемся с таксистом и поднимаемся по каменной лестнице.
Мне нечем дышать, как будто из легких высосали весь воздух.
Дверь в квартиру открыта. Внутри играет эйсид-джаз, модная музыка начала девяностых. Квартира большая, просторная, обставлена в концептуальном стиле. Все очень стильно и модно, опять же. Народу – немерено. Мы вливаемся в эту толпу золотой молодежи Хельсинки.
Мой взгляд прикован к пролому в стене: разъяренные белые кони, взвившиеся на дыбы – белые, как у Одинокого Рейнджера, – Чиппендейлы во главе с Фабио. Свет стробоскопов выхватывает из темноты силуэты героев, как в постановках Спилберга; музыка – словно рев атакующих дамбастеров.
Больше всего это напоминает пальцовый званый вечер «Face» где-нибудь в середине восьмидесятых. Во всяком случае, народ соответствующий. Хотя это очень поверхностное описание: однобокое и крайне несправедливое по отношению к этим людям.
Мы здесь явно не к месту. Чувствуем себя посторонними. Мы отвезли Элвиса на Северный полюс, мы спасли мир. И тем не менее мы с Z здесь чужие, так что мы чувствуем себя в праве критиковать этих милых и дружелюбных людей.
– Ненавижу тусовки.
Чиппендейлы ворвались в пролом, как карающий ураган: бензопилы уже наготове – сверкают, как молнии самого Господа. Копыта белых коней гремят, как небесный гром. Фабио разит врагов, снося головы чернокожим пидорам: словно садовница-Смерть срезает черные голубые анютины глазки у себя в саду. Кровавые размашистые мазки, как на оживших полотнах Джексона Поллока. Освенцимский экспрессионизм, как будто в замедленной съемке. Голый Джордж Гросс, впавший в безумие, размахивает ножом; растерзанный труп уличной пиццы тащат, как жертву толпы линчевателей, по пейзажу из плохих параноидальных видений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116