Венгр крепко пожал руку Люку. Эсмеральда взяла поднос, раздала пирожки, и собравшиеся дружно стали жевать, встав в круг.
Мэгги возобновила беседу:
– Мы сейчас же приступим к работе, только скажите, пожалуйста, как зовут вашу жену. – Она уселась за стол и взяла ручку.
– Мою жену зовут Лавиния, – произнес Люк де Боскьер.
Золтану потребовалось совсем немного времени, чтобы становить – у супругов де Боскьер не все ладно. Как только Люк уехал, к его жене пришел гость – смуглый, мускулистый молодой человек лет тридцати пяти. Золтан проследовал за ним до его квартиры в Эрлз-Корте, а на следующее утро – на работу, в коммерческий банк в Сити. Симона разговорила парня в баре во время обеда. Он намекал на связь с англичанкой старше его по возрасту, но, похоже, совсем не собирался ограничиваться одним романом. Когда было сделано несколько изобличающих Лавинию фотографий, назначили встречу с Люком де Боскьером.
Золтан был в ударе – сыщик-профессионал до мозга костей.
– Объект вернулся домой в девятнадцать часов. Полчаса спустя молодой итальянский банкир по имени Энрико Мороцци позвонил ей в дверь, и она впустила его. Из квартиры запахло едой, а потом погас свет. Энрико Мороцци вернулся в свое жилище в Эрлз-Корте в два часа ночи.
Люку показали фотографии Энрико Мороцци у дверей Лавинии. Даже Мэгги, любившей итальянцев, он показался немного вульгарным.
– Quel mauvais gout! – мрачно сказал Люк. Затем ему показали фотографии парочки в маленьком итальянском ресторанчике в Сохо. Они держались за руки, и выражение лица Лавинии было весьма красноречивым. Мэгги долго смотрела на эту фотографию. Однако ее волновало не выражение лица объекта, а цвет волос: длинные волнистые волосы Лавинии де Боскьер были рыжими…
Эсмеральда и Мэгги с сочувствующим видом помогли Люку надеть пальто. Симона стояла рядом, с чеком в руках. Золтан кивнул с торжественным выражением лица, обычно приберегаемым для высокопоставленных особ. До дверей его провожали все сотрудники агентства.
– Мне так жаль, – сказала Мэгги, глядя вслед спускавшемуся по лестнице Люку.
Внезапно он бегом взлетел наверх и взял ее за руку:
– Вы так добры, Пандора. Определенно судьба уготовила мне встречу с вами. Au revoir!
В конце рабочего дня Золтан с Симоной объявили, что идут в кино. Эсмеральда рано удалилась в свою комнату, сказав, что ей нужно шить, – однако через дверь кухни вскоре явственно послышался громкий храп. Мэгги устроилась на диване с чашкой чая и стала смотреть комедийный сериал. Раздался звонок. Она сунула ноги в туфли и пошла к дверям.
– Кто там? – встревоженно спросила она.
– Пандора, это я, Люк. – Он стоял на пороге с бутылкой шампанского «Вдова Клико» под мышкой и с огромным букетом цветов в руке. – Вы еще здесь… Слава Богу!
Он выяснил отношения с женой. Попросил развода и не встретил возражений с ее стороны. Их брак распался, по сути, уже давно. Люк был не в силах сразу вернуться в отель. Хотел поблагодарить Мэгги за помощь, за то, что поспособствовала его освобождению. Он, конечно, понимает – это ужасная наглость с его стороны, но не будет ли она так любезна позволить ему побыть с ней хоть часок? Она ведь была так добра к нему…
Потом Мэгги не могла найти объяснений – как вышло, что Люк так и не добрался до своего отеля. Сначала он откупорил шампанское, уселся напротив нее на диване и рассказал всю историю брака с Лавинией.
Лавиния, по его словам, была истинной англичанкой, изящной, как чашка из прозрачного фарфора, с белой кожей и густой гривой темно-рыжих волос. Она будто сошла с полотен прерафаэлитов. При встрече Лавиния показалась ему русалкой, нежным, мелодичным голосом взывавшей к нему из морских волн.
Привезя ее в свой маленький замок в Дордони, Люк чувствовал себя избранным, и, будучи, по своему собственному мнению, неуклюжим медведем, все время боялся повредить это неземное волшебное существо, прижимая его к своему сердцу. У них родился сын – точная копия матери. Иногда Люку казалось, что они оба смотрят на него, простого провинциала, свысока. Все его предки – родословная насчитывала уже девять веков – жили там, на плодородных землях Дордони. Конечно, он был rustique, прост и безыскусен. Может, он сам виноват в том, что жена находила его insortable? Ему не хватало воспитанности, изящества, умения вести себя в обществе.
Мэгги всем сердцем сочувствовала этому раненому медведю – такому милому, земному, искреннему и непосредственному. Когда бутылка шампанского опустела, она ощутила, как их обоих накрыла волна тепла.
Люк поднял бокал.
– Вы такая красивая женщина, – сказал он и поцеловал ей руку.
Позже Мэгги не помнила, что произошло вслед за этим, но в конечном счете она оказалась в спальне, на ситцевом покрывале, а «раненый мишка» расположился рядом. Мэгги смутно ощущала, что ситуация выходит из-под контроля, однако дурманящее шампанское и волнующее ласковое тепло, исходившее от Люка, заставили ее забыть обо всем. Он обнял ее.
– Знаешь, – тихо сказала она, – я, наверное, уже разучилась заниматься любовью…
– Mon amour, – прошептал он ей на ухо, – это как кататься на велосипеде. Не забывается.
* * *
Наутро Мэгги проснулась одна. Лежа в постели и мысленно перебирая события прошедшей ночи, она залилась краской от сладостных воспоминаний. Тело побаливало от страстных объятий, лицо было немного раздражено от прикосновений щетинистого подбородка. Она вдруг сообразила, что уже довольно поздно, а Эсмеральда так и не принесла ей утренний чай. Зазвонил телефон.
– Алло, кто это?
– Это Евангелина, – прозвучал в трубке восторженный голос. – Хотела сообщить вам, что мы с Сент-Джоном помирились!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70