«Я так скучаю по тебе. Чмок. Чмок. Чмок». Во время фотосессии она была рассеянна и поймала себя на том, что огрызнулась, когда Шеннон пожаловалась, что в одном из платьев выглядит толстухой.
«Потому что ты толстуха и есть!» – захотелось крикнуть Стефани, хотя это была неправда. Шеннон, невысокая и крепко сбитая, казалась кругленькой, но толстухой определенно не была. В конце концов Наташа, испугавшись, что разгорится нешуточный конфликт, предложила, чтобы Стефани пораньше отправилась домой.
Финн, к счастью, уже был дома и играл в мячик в их крошечном дворике со своей дневной няней Эдной, так что Стефани смогла заняться приготовлением ему еды.
Семилетний Финн по-прежнему с радостью проводил время в ее обществе, и хотя обычно она сердилась на него за новую игру – он катал по кухонному столу помидоры с тем расчетом, чтобы они падали в кошачью кормушку (если помидор попадал в миску с водой – одно очко, если в миску с кормом – два), сегодня так рада была отвлечься, что позволила ему шалить вволю. Вскоре после шести Стефани услышала, как открылась и закрылась входная дверь.
– Привет, – донесся до нее голос Джеймса.
– Привет, – слабо откликнулась она.
Он сразу направился вверх по лестнице и даже не заглянул на кухню, чтобы ее увидеть. Не то чтобы это ее удивило, он всегда шел прямо в спальню, чтобы переодеться, и затем устраивался перед телевизором, пока не приходило время ужинать. Джеймс редко интересовался, как дела у нее на работе, а если и спрашивал, она обычно не вдавалась в подробности, потому что он мог закатить глаза или отпустить какое-нибудь ироничное замечание, которое представлялось ему шуткой. И если быть честной, она и сама исключительно редко спрашивала его, что произошло у него в ветеринарной лечебнице. Стефани любила животных, но ее не слишком увлекали истории о вросших когтях или вывихнутых суставах.
Стефани искренне верила, что все браки проходят через подобную стадию, когда есть маленькие дети. Просто появляется множество новых важных забот и тем для обсуждения, помимо «ну, как провел день?». Она верила, что все наладится, когда Финн подрастет, и что в старости они с Джеймсом успеют наговориться. Она определенно заблуждалась, думала теперь Стефани, отбивая куриную грудку до полной прозрачности. И остановилась, только когда увидела рядом с собой обеспокоенное лицо Финна.
– Мам, все в порядке? – спросил он взрослым тоном, подражая тому, как она задавала ему этот вопрос несколько раз на дню.
Стефани быстро наклонилась и чмокнула его в макушку.
– Все хорошо, милый.
– Что-то не похоже, – упрямо сказал он.
Она взглянула в хмурое лицо сына и почувствовала себя виноватой оттого, что позволила настроению взять над собой верх. Взяла помидор и катнула его по столу, откуда тот упал на голову возмущенному Себастьяну и, отскочив, угодил прямо в миску с тушеным цыпленком. Финн, как ни старался, не смог сдержать улыбку.
– Супер, – одобрил он.
Глава 3
Если бы Джеймса Мартина спросили, как он поживает (и если бы он в тот момент был расположен ответить откровенно, потому что этот последний год он ни с кем не откровенничал, понимая, что довериться одному человеку – значит, довериться всем, и тогда его личная жизнь предстанет на всеобщее обозрение), он ответил бы вам, что поживает сложно. Что он в глубине души любит свою жену Стефани, хотя отношения их стали слишком благоразумны, немножечко пресноваты. Что он обожает сына и никогда не захочет причинить ему страдания. Но что и его отношение к Кати очень похоже на любовь, и с ней он чувствует себя живым, полным энергии, каким давно не заставляла его чувствовать себя рутинная семейная жизнь.
Он ни за что не признал бы, что поступает дурно, потому что пытался убедить себя, что от этого никому нет вреда. Он верил, что счастлив, и что Стефани счастлива, и что Кати, конечно, счастлива тоже. Таким образом, все это напоминало бомбу замедленного действия, которая только и ждет своего часа, чтобы взорваться.
Он знал, что рано или поздно должен будет принять решение, выбрать какую-то одну жизнь. Однажды или Стефани потребует, чтобы он отказался от поездок в Линкольншир и жил в Лондоне постоянно, или Кати устанет ждать и захочет, чтобы он окончательно перебрался в деревню. Но пока это не произошло, жизнь вполне его устраивала. Пока он не начинал задумываться над ней…
Джеймс, реши он быть честным, сказал бы, что самые беззаботные отрезки его двойного существования – это длинные еженедельные переезды из Лондона в Линкольн и из Линкольна в Лондон. В машине он наслаждался моментом, слушал музыку, громко вторил исполнителям. Несколько раз по дороге он останавливался, и не только у бензозаправочных станций, периодически отклонялся от прямого курса и заезжал в Бедфордшир или Херфордшир, где заглядывал на часок в уединенный паб или бар мотеля, и там, никому не известный, пользовался передышкой между двумя своими жизнями.
Сознательно Джеймс никогда не стремился к двойной жизни. В тот день, когда впервые встретил Кати, он чувствовал себя особенно подавленным и обиженным на Стефани. Он жалел себя: бедненький Джеймс, так много работает да еще мотается в деревню и обратно, и все потому, что этого требует жена. Он уставал от поездок и в деревне по ночам чувствовал себя одиноким, оторванным от дома, ютясь в квартирке над амбулаторией, питаясь едой из микроволновки и утоляя жажду пивом из банки.
Ему недоставало каждодневных семейных драм. Жена и сын настолько вплелись в его привычный уклад, что он всегда ощущал себя частью команды. Он тосковал. А Кати была мила, беззащитна, и она плакала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99