Это было странно. Офис находился на одном уровне с метро, то есть в подвальном помещении.
Все белые воротнички вокруг меня поднимались на лифтах наверх, а я пошла по полутемному сырому коридору в сторону стальной двери с табличкой «Технические службы здания». Я с трудом ее открыла. За высоким серым столом под мигающей лампой дневного света сидела невероятно тучная женщина моих лет с черными волосами: от нее исходил совершенно непереносимый запах.
– Чем могу вам помочь? – спросила она.
– Мне нужна Рут Дженнингс, – сказала я. – Я ее новая секретарша.
– Она еще не пришла. Присядьте и подождите, пожалуйста. Миссис Дженнингс будет с минуты на минуту.
Я села на диванчик и стала слушать, как нелепая Эльвира отвечает на телефонные звонки. Ее ответы были не слишком похожи на ответы типичной секретарши. «На каком этаже протечка?» – спрашивала она, или: «Так в туалете потоп уже целых полчаса?» Или: «Который лифт застрял?» Потом она царапала на листке несколько слов, включала переносную рацию и давала команду какому-нибудь Тому или Аларио заняться данным вопросом.
Я скоро сообразила, что «технические службы здания» – это эвфемизм для «конторы по эксплуатации». Поэтому она и находилась в подвале. Вот почему от этой девицы так невообразимо воняло – ведь она целый день общалась лишь с простыми уборщиками.
Дверь открылась, и вошла низенькая женщина лет пятидесяти с коротко остриженными каштановыми волосами.
– Рут, это ваша новая секретарша, – сказала девица.
– Ах да, – откликнулась Рут сиплым голосом курильщицы. – Я и забыла, что ты сегодня приступаешь к работе. Напомни, как тебя зовут?
– Ариэль.
– Точно. Ариэль. Иди за мной.
Она отвела меня в глубину офиса и усадила за письменный стол с компьютером и пишущей машинкой. Я провела оставшуюся часть утра, успокаивая взбешенных и промокших сотрудников, печатая письма с отклонением претензий и обмениваясь шутками с обслугой «Банка Америка». В обед я поднялась в кафетерий, где, глядя в окно на грохочущие скоростные поезда, съела замороженный йогурт, потом с хмурым видом отправилась обратно. Придя в тот вечер домой, я испытывала головокружение от недостатка воздуха и света, а когда уселась со всеми за стол, Зак сказал:
– Чем-то тут пахнет…
После ужина я пошла в свою спальню, улеглась на кровать и уставилась на компьютер. Я не работала на нем с тех пор, как написала «Берлогу Лена». Я медленно встала, подошла и включила компьютер. Но внутри у меня все умерло. Мне было нечего сказать. Все-таки мы живем в городе Генри Рота. Я выключила агрегат, легла на постель и повернулась лицом к стене. Через несколько минут что-то заставило меня повернуться на другой бок. Я снова взглянула на компьютер. Казалось, он манит меня назад. Возможно, я ушла от него слишком поспешно. Он просил меня сделать что-то, чего я не успела, и я знала, что именно. Я снова подошла к нему, опустилась на колени возле стенной розетки и выдернула вилку.
В среду утром я отвечала вместо Эльвиры на звонки по поводу ужасных потопов и беседовала о политике социалистов с привратниками и уборщиками «Банка Америка». Когда часы пробили полдень, у меня засосало под ложечкой. Немного не по себе стало от мысли, что скоро среда будет похожа на любой другой день недели, а «Сити Уик» – на любую другую газету. После работы я отправилась взять экземпляр. «Почту» я прочла в метро по дороге домой:
Мне наплевать, если даже она все придумала. Я живу один. Верните ее!
Сай Риззути, Парк-Слоуп
Динь-дон, ведьма мертва!
Тим Феллоуз, Верхний Ист-Сайд
Теперь, когда я знаю, как выглядит Ариэль Стейнер, меня почти не волнует, что вы ее выперли. Разве я смог бы получать удовольствие от ее колонки, представляя себе эту неуклюжую корову?
Патрик Фербер, Челси
Я положила газету на колени и вздохнула. Эта брань не могла принести мне истинного удовольствия, поскольку я знала, что все скоро кончится. Может, еще несколько недель мне будут перемывать косточки, но, в конце концов, мои читатели совсем меня позабудут. Меня никогда уже не будут поносить. Моя интимная жизнь перестанет быть предметом публичных дебатов. Мужчины перестанут сравнивать мои гениталии с гниющими отбросами. Окончены дни осмеяния, поношений и унижений. Это ужасно. Какой смысл в жизни, если вокруг нет никого, кто бы меня ненавидел?
В пятницу без десяти пять я принесла в кабинет Рут на подпись свой листок учета отработанных часов. Она уже было поставила свою подпись, когда вдруг наклонилась и, прищурившись, взглянула на бумагу.
– Как твоя фамилия? – спросила она. – Стейнер?
– Угу.
– Где-то я ее недавно слышала.
– Ну, наверное, вам ее назвали в агентстве по временному трудоустройству.
Я покрылась испариной, как шлюха в церкви.
– Нет, не назвали, – возразила начальница. – Они сказали мне только твое имя. Уверена, что уже слышала фамилию Стейнер раньше. Кажется, я что-то видела в газете.
– Понятия не имею, о чем вы говорите.
– Это было в конце прошлой недели. В четверг или пятницу. Газета должна быть где-то здесь. – Она наклонилась и запустила руку в корзину для бумаг. Я сотворила быструю молитву о том, чтобы изобличающий меня выпуск чудесным образом исчез. Но чуда не случилось. С самодовольной улыбкой извлекла она «Дейли ньюс» за четверг и принялась листать страницы. – Вот оно! – воскликнула Рут. – «Городской листок вышвыривает завравшуюся писаку». – Она повернула ко мне газетный лист, так что я оказалась лицом к лицу со своим снимком. – Хочешь сказать, что это не ты?
– Все правильно! – завопила я. – Это действительно я!
Она покачала головой.
– Не знаю, смогу ли я оставить тебя на службе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102