Я бросился на него, и он ударил меня по носу.
– Ух, ты! – молвила я. – А что вы делали в Риме?
– Я был в командировке, собирал материалы для своего первого романа.
– О чем он был?
– О молодом парне, живущем в Риме и достигшем совершеннолетия.
– Вы написали что-то еще?
– Я сейчас работаю над очередным – о мужчине и женщине, которые расстаются, а потом сходят с ума. А вы занимались только журналистикой?
– Нет, я начинала как актриса, но когда получила колонку, все встало на свои места, потому что у меня в голове все время прокручивается фильм о моей жизни, и колонка стала лишь средством показать его.
– Я понимаю вашу мысль. У меня в голове тоже постоянно идет один из таких фильмов. И когда со мной происходит что-то действительно трагическое, я смотрю на ситуацию извне и тогда не ощущаю трагизма.
– В точности мой случай! – завопила я.
У меня возникло то ни с чем не сравнимое чувство, когда другой человек понимает тебя с полуслова, когда можно пропустить этап узнавания друг друга и сразу перейти к выражению взаимного восторга по разным поводам.
Но тут Адам надел пальто и сказал:
– Мне пора уходить. Хочу встретиться с друзьями. Приятно было с вами поговорить.
– Мне тоже, – ответила я.
Вот и все. Он сейчас уйдет, и мы никогда больше не увидимся.
Но парень все не уходил, а продолжал стоять, разглядывая свои ступни, а потом сказал:
– Я вот что хотел… не могли бы вы дать мне свой телефон? Можно куда-нибудь сходить. Выпить кофе.
Я от радости закрыла лицо ладонями, но он принял мой жест за выражение досады и сказал:
– Я знаю, о чем вы думаете. Весь город хочет оторвать от вас кусочек.
– Угу, – сказала я, – и каждый при этом обязательно говорит эту фразу, прежде чем попросить своей доли.
– Я все понимаю. И чувствую себя идиотом.
– А зря. Я хочу, чтобы вы мне позвонили.
– Правда?
– Ага.
Адам улыбнулся, записал мой телефон и ушел. Комната закачалась у меня перед глазами, а я совсем не была пьяной.
Тридцатого декабря Адам заехал за мной на машине, и мы отправились в кафе, находящееся в Уильямсберге, районе, где он жил. Я никогда раньше не встречалась с парнем, у которого есть своя машина. Правда, автомобиль был так себе – видавший виды «седан» семидесятых годов выпуска. Он скорей подошел бы пожилому женатику, чем молодому писателю-романисту, но от этого свидание становилось еще более романтичным, и мне это нравилось.
В кафе Адам заказал кофе, а я – чай и яблочный пирог. Мы сели за столик у окна, и тут я занервничала. А когда я нервничаю, то делаюсь вредной.
– А под шапкой ты лысый? – спросила я.
Застенчиво улыбнувшись, он снял шапочку. Череп его действительно оказался голым, но, правда, бритым. Я ничего не имела против. Бритая голова выглядит круче, чем наполовину лысая. Но вместо того чтобы сказать ему об этом, я заметила:
– Ты похож на Носферату.
– В каком смысле? – удивился он.
– У тебя нос и голова такие же остроконечные. Ну не важно, а сколько тебе лет?
– А как по-твоему?
– На вид тебе можно дать от тридцати до пятидесяти.
– Мне тридцать два, – сказал он. – Большое спасибо.
– Не за что, – откликнулась я.
– А тебе сколько лет?
– Двадцать два.
– Что это за имя такое – Ариэль?
– Древнееврейское. Означает «лев Господа». Это одно из названий Иерусалима.
– Верно, – сказал Адам. – Я и забыл. Мы учили это в народной школе «Хедер».
– Ты сказал «Хедер»? – дрожащим голосом переспросила я.
– Да. Отец заставлял меня ходить в ортодоксальную еврейскую школу.
Мои трусики едва не соскользнули до колен.
– Откуда родом твоя семья? – спросила я.
– Со стороны матери мы – русские, а по отцу поляки. Фамилия «Линн» звучала раньше как «Линович». Из-за моих светлых волос и голубых глаз никто не верит, что я – еврей. Я обычно говорю, что…
– Кто-то из вашей семьи слишком близко подружился с казаками.
Придав лицу важное выражение, он произнес:
– Именно это я и хотел сказать. Откуда ты знаешь?
– Догадалась. – Я гордо улыбнулась. Уже на первом нашем свидании я разгадала его генеалогию. – Ну и где ты рос?
– В Коннектикуте.
– А где учился?
– В Йельском университете.
Все внутри меня затрепетало от восторга. Он не только еврей, но и бывший студент привилегированной «Лиги плюща». Я мигом представила себе свадебное объявление в «Нью-Йорк Тайме».
Остановив машину у моего дома, Адам сказал:
– Сегодня я замечательно провел с тобой время.
– Я тоже. – Мы какое-то мгновение неотрывно смотрели друг на друга. Ясно было, что, если мы хотим поцеловаться, сейчас самый подходящий момент. Но я почему-то не была к этому готова. Впервые в жизни сознание того, что я могу поцеловать парня, взволновало меня больше, чем перспектива самого действа. – Спокойной ночи! – сказала я и, выйдя из машины, подошла к крыльцу дома.
Открывая дверь, я услышала его голос:
– С наступающим тебя!
– Спасибо, – сказала я, замерев на месте.
– Скажи хотя бы, где ты собираешься встречать Новый год?
Я могла бы солгать, сделав вид, что у меня есть планы, но было в Адаме нечто, заставившее меня сказать правду.
– Нигде, – призналась я. – У меня нет никаких планов. Совсем никаких. Я – обозревательница, пишущая о сексе, но мне нечем себя занять в самую сексуальную ночь года.
– Меня пригласили на вечеринку в «Форт Грин». Не хочешь пойти со мной?
– Серьезно? Мне не хотелось бы тебя напрягать…
– Заеду за тобой завтра в восемь.
Я выбрала черное мини-платье, немного подкрасилась и чуть-чуть надушилась за ушами «Белым мускусом». Без пяти восемь раздался звонок в дверь. Адам был одет в вечерний костюм – отпаренные брюки и рубашка с воротничком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102