Возможно, я и захотел бы продолжить с ней знакомство, если бы она не звонила мне столько раз подряд и не вешала трубку, услышав сигнал автоответчика, на следующий день после первого свидания. Кто захочет встречаться с одержимой девицей? Хочу уточнить: мой пенис загнут влево, а не вправо. Очевидно, умственная отсталость Стейнер выражается не только в ее эмоциональной нестабильности, но и в penile dyslexia .
Аарон (Даррен) Уокер, Нижний Ист-Сайд
В этот день вышли в свет «Улажания ». Мы с Сарой слушали оперного певца на открытых трибунах «Метлайф».
– Скажи мне что-нибудь утешительное, – попросила я, откладывая газету в сторону.
Она на мгновение задумалась, потом сказала:
– Твоя ошибка была вызвана объективными причинами. Все зависит от того, как рассматривать наклон хрена – с его точки зрения или со своей!
– И это слова утешения? – гневно выпалила я.
– Чего ты от меня ждешь? Ты сама выбрала эту работу. Вот теперь и мирись с последствиями. Просто помни, что говорила Дороти Паркер: «Лучше…»
– Знаю, – сказала я. – Все это я прекрасно знаю.
Когда я вернулась с обеденного перерыва, позвонил папа.
– Кто этот подонок Садовски? – прорычал он.
– Садовски? – ответила я. – А как насчет Аарона?
– Это письмо меня волнует не так сильно. Оно, вероятно, унизительно для тебя, но там не упоминается про маму и меня. Слушай, что же мне делать? Ответить ему, что мы воспитывали тебя правильно?
– Нет!
– Так правильно мы тебя воспитывали или нет?
– Что ты имеешь в виду?
– Ты действительно такая неуравновешенная?
– Папа, ты когда-нибудь слыхал о сатире?
– Я понимаю, что это сатира. Только не совсем уразумел, в какой степени.
– Помнишь тот наш разговор, когда я просила тебя не рассказывать мне, что именно ты прочел?
– Да, но посчитал, что ты просто бросила мне кость. К тому же меня сильно выводит из себя Ларри Стенли.
– А это еще кто такой?
– Парень из нашего офиса. Каждую среду после обеденного перерыва он подходит к моему столу с газетой, говоря: «Эй, Лео, послушай-ка вот это!» А потом очень громко зачитывает самые пикантные места из твоей колонки, так чтобы услышали все прочие специалисты по системному анализу.
– И что ты говоришь в ответ на это?
– Говорю, что нечестно цитировать тебя вне контекста.
Я не могла не восхититься отцом. В этой чрезвычайно сложной ситуации ему не изменил здравый смысл. Он оказался в затруднительном положении. Подобное способно шокировать родителя-еврея: его ребенок получил Пулитцеровскую премию… за порнографию. Отцовская гордость, вероятно, подталкивала его похвастаться перед сотрудниками моими успехами на новом поприще, а его консервативность и степенность заставили устыдиться сферы моей компетентности.
– Я понимаю, как тебе сейчас трудно, – сказала я.
– Не обо мне следует беспокоиться. О маме. Она предлагает, чтобы мы носили с собой маленькое табло с надписью «Это все вымысел», которое можно будет быстро включать на вечеринках, когда нас спросят, насколько все это соответствует истине.
Придя в тот вечер домой, я нашла в почтовом ящике фирменный конверт «Сити Уик». Внутри лежали три письма, полученные газетой на мое имя, которые переслал мне Тернер:
Дорогая Ариэль!
Друзья называют меня Мэри из-за моей белой кожи. Мне тридцать два года, но я еще не был близок с женщиной. Не подумай, что я – гей. Просто я робкий. Не могла бы ты посоветовать мне, как обрести хоть какую-то уверенность при общении с прекрасным полом? Может, поговорим об этом за стаканчиком? Не пойми меня превратно. Я не собираюсь с тобой флиртовать. Я слишком застенчив для этого. Просто думаю, что ты сможешь мне помочь.
Кристофер Хинкл
Дорогая Ариэль!
Каждую неделю я дожидаюсь твоей колонки, как наркоман – дозы, собака – прогулки, младенец – маминой титьки. Каждую среду после работы я мчусь к ящику с «Сити Уик» на углу возле здания моего учреждения. Лоб у меня блестит от пота, изо рта в предвкушении текут слюни. Я открываю металлическую дверцу, трясущимися пальцами достаю газету, потом спускаюсь в метро, открываю ее прямо на странице с «Беги, хватай, целуй» и расслабляюсь, погрузившись в твой новый рассказ. Дойдя до последней строчки, с тоской понимаю, что пройдет еще семь долгих дней, прежде чем ты снова будешь моей, и сердце мое тоскливо замирает.
Тед Барроу
P. S. Не печатайте этого в газете. У меня есть подружка.
Привет, Ариэль!
Вообще говоря, вполне понятно, с какой стороны банкетного стола ты сидишь, но ты хоть когда-нибудь занимаешься сексом?
Мира Галитсис
Прочтя это, я уже не чувствовала себя так паршиво из-за опубликованных в газете писем. У меня были поклонники, пусть даже они и не писали об этом в рубрику «Почта». И у меня появились друзья, пусть даже я и не встречусь ни с одним из них лично. Перечитав каждое письмо по нескольку раз, я подшила их в папку-скоросшиватель и положила под кровать – на случай плохого настроения, чтобы взбодриться.
Потом я отправилась на встречу с Сарой. Ее учитель музыки, Эван, играл в тот вечер на аккордеоне в «Барби», роковом клубе на авеню Би, куда она и пригласила меня. Придя в клуб, я нашла Сару в первом ряду – она курила и самозабвенно танцевала. Музыка была не похожа ни на что, слышанное мной ранее – поп и джаз одновременно. Да и набор инструментов оказался необычный: скрипка, мандолина, виолончель, электрогитара, фагот и ударные. Эван – высокий, изможденный, с растрепанными темными волосами и бледной блестящей кожей – играл с невероятным азартом. Пальцы его так и мелькали, голова напряженно склонилась, к губам прилепилась сигарета. В промежутках между песнями он наклонял голову, застенчиво объявлял в крошечный микрофон, вмонтированный в аккордеон, следующую песню, иногда просил у слушателей прикурить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102