Все становилось предельно ясным. Песня была стара, как мир. Я уже стала думать, что хуже не бывает, когда он преподнес мне такой перл:
– Думаю, это был как раз тот случай, когда оказываешься в нужном месте в неподходящее время.
– Да, наверное, – сказала я. – Что ж, приятно было познакомиться. – Когда я уже собиралась повесить трубку, мне послышалось: «Было здорово!» Однако, переспросив: «Что-что?» – я услыхала в ответ: «Не бери в голову!»
В тот вечер Сара привела меня в бар «Эф». Она сказала, что я перестану переживать по поводу Джоша, когда увижу, сколько разной рыбы водится в море. Бар этот находится на Пятой улице, между линиями метро «Эй» и «Би». В нем есть хороший музыкальный автомат с альтернативной рок-музыкой и бильярдный стол, а пинта пива стоит три доллара. Я захаживала сюда, еще когда училась в старших классах школы, и здесь всегда было полно пятнадцатилетних мальчишек. Правда, с тех пор как новый мэр Нью-Йорка Джулиани ввел документы, удостоверяющие личность, сюда стали приходить двадцатилетние битники, ирландские эмигранты и престарелые байкеры.
Мы сидели у стойки бара, потягивая свои «Джеймсоны» и сетуя по поводу жестоких превратностей любви. Алкоголь уже слегка ударил мне в голову, когда к нам подсел один битник с бачками и спросил Сару, как ее зовут. Она шире распахнула глаза, выпрямилась на сиденье и произнесла непривычно низким голосом:
– Сара.
– Джон, – представился парень.
Подруга указала на меня:
– А это Ариэль.
Он сдержанно кивнул, снова повернулся к ней и сказал:
– Ты далеко отсюда живешь?
– Близко.
– Не хочешь как-нибудь выпить со мной кофе?
– С удовольствием.
Сара нацарапала свой телефон, и парень отправился играть в бильярд.
Почти всякий раз, как мы с Сарой выходили в свет, происходило одно и то же. Скажем, мы поглощены интересным разговором, и тут к нам подваливает какой-нибудь чувак с «Кэмэлом» в зубах и начинает ее обхаживать. Я знаю, нехорошо ставить Саре в вину ее привлекательность, такова жизнь. В этом мире есть хорошенькие девушки и девушки-связные. Мне всегда доставалась роль связной.
В школе у меня была высокая сногсшибательная подружка по имени Ребекка, бравшая меня с собой на концерты ямайской музыки. И каждый раз какой-нибудь горячий паренек отводил меня в сторонку и спрашивал, есть ли у нее бойфренд. Я просила его немного подождать, а потом возвращалась к подруге и показывала претендента. Если он нравился Ребекке, я разрешала ему подойти к ней. Если нет, то говорила, что у нее есть друг.
Быть связной противно главным образом потому, что нельзя показать виду, что ты из-за этого переживаешь. Ведь в таком случае тебя посчитают не просто уродиной, а уродливой стервой. Так что приходится изображать, что тебе все нипочем, что в тебе самой нет ничего женственного и, что больше всего на свете, ты любишь передавать послания своей смазливой подружке. Поэтому вскоре я уже перестала модно одеваться, когда мы с Ребеккой отправлялись гулять. Я лишь подчеркивала свое подчиненное положение, надевая мешковатые джинсы, обмениваясь с парнями непристойными шуточками и делая вид, что пришла просто послушать музыку.
Не могу сказать, что сама никогда не завязывала знакомств. Конечно – завязывала, но мои ухажеры всегда брали с меня обещание никому не рассказывать о нашем приключении. Все они приводили одно и то же объяснение своей осторожности (во избежание сплетен), но я-то понимала истинную причину: они меня стыдились. Одно дело было хотеть меня, а совсем другое – обнародовать свое желание. Мне никогда не приходило в голову, что они, скорей всего, полные придурки, на которых не стоит тратить время. Я была настолько польщена их вниманием, что соглашалась на все условия.
В случае с Сарой я не могла даже утешаться мыслью, что выполняю секретное задание. Я была не более чем подружкой хорошенькой девушки. Я понимала, что отчасти дело в моем лице. У меня круглые, пухлые щечки с гигантскими ямочками, так что мне всегда дают меньше лет, чем на самом деле. Я, кстати, и не собираюсь из кожи вон лезть, чтобы меня заметили. Мне хотелось, чтобы парень разглядел мою привлекательность, несмотря на то, что я похожа на Ширли Темпл. Мне хотелось, чтобы парни заметили, что мои груди значительно больше, чем у Сары, хоть я и ношу всегда свободную одежду. Но парни двадцати с небольшим лет не умеют подходить к делу творчески. Раз не выставляешь все напоказ – шагай домой в одиночестве. Так что, пока Сара раздавала свой телефон половине мужского населения Ист-Виллиджа, я балагурила с барменами и делала вид, что мне на все наплевать.
К концу лета моя жизнь совершенно не напоминала пригрезившуюся мне не так давно мечту работающей девушки. Карьера актрисы потерпела крах (после «Папаши демократов» Фей послала меня на пробы лишь один раз: еврейский театр ставил «Зельду, мою безобразную сестру» под названием «Две дамы из Вильна»). Моей лучшей подруге доставались все ухажеры, а я проводила ночи, мастурбируя под грохот грузовиков, проходящих по автостраде Бруклин-Куинз.
Но вот однажды утром в середине сентября Сара пригласила меня посмотреть фильм, поставленный Ником Фенстером, и я уверилась в том, что моя жизнь скоро изменится. Ладонь Ника Фенстера отпечаталась на голливудском бульваре моих эротических грез, еще когда я впервые увидела его в составе группы «Сейсмик Кант». В тот год я заканчивала школу. Его выступающий кадык, огромный нос, угреватые шрамы и вся громоздкая фигура мигом сразила меня наповал. Кортни Лав сказала, что рок – это круто, и, несмотря на то, что я ни в грош не ставлю эту предательницу, я полностью согласна с ее утверждением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102