– «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях », – пояснила я. – Это не значит, что я против время от времени побыть на коленях… Ради действительно стоящей вещи.
Он покраснел и направился к стойкам с компакт-дисками. Я немного занервничала. Мне всегда хотелось, чтобы парни похвалили мою коллекцию – ведь они по большей части считают, что девчонки плохо разбираются в музыке, а я хочу стать одним из немногих исключений. Некоторые тащатся от моего Руфуса и Чаки Кхан, другие – от «Себадо» или Колтрейна, но что впечатляет буквально всех – это моя коллекция Дилана: у меня четырнадцать его альбомов.
Я начала фанатеть на последнем курсе колледжа, когда увидела его в фильме «Не оглядывайся».
Мы ходили на него с моим приятелем из Международной Социалистической организации по имени Джейсон Левин. Едва Боб появился на экране – несчастный, молодой и губастенький, – как у меня в голове возникла фантазия, которая подзаводит меня даже и сегодня: я отталкиваю Джейсона, врываюсь на экран и прыгаю в объятия любимого. Дилан отбрасывает в сторону текст своих «Тайных ностальгических блюзов», чтобы подхватить меня и отнести в свой гостиничный номер. Там он берет гитару и вполголоса исполняет «Это утро одно из многих», «Видения Иоанны» и «Все хорошо, мама» – именно в таком порядке. По окончании попурри я ставлю гитару на подставку, снимаю с него солнечные очки и сапоги, расстегиваю молнию на его узких темных джинсах и притягиваю возлюбленного к себе. Он срывает с меня одежду и, покачав головой, говорит: «Именно о тебе я и мечтал!»
«А я сама это прекрасно знаю», – воркую я в ответ, втягивая в себя его внушительный семитский пенис, и Боб наполняет всю меня музыкой – от самого нутра до кончиков волос. Я чувствую, как во мне бушует водоворот его безудержной страсти, которая наконец заставляет меня взорваться ликующим криком. Я начинаю содрогаться, он эякулирует, и мы согласно трепещем блаженной дрожью – его расслабляет моя любовь, а меня – его гениальность. Но вот наши совместные содрогания затихают в этой безумной пламенеющей ночи, и, прежде чем отлепиться от меня, он произносит слабым гнусавым голосом: «Джоан Байес до тебя далеко, детка». Потом тянется к губной гармонике на ночном столике и зажигает сигарету. Я кашляю от дыма, а он притрагивается ладонью к моей щеке, с любовью глядя на меня, в восхищении от нашего духовного и плотского единения.
Но вдруг, хлопнув себя по лбу, Боб вспоминает, что ему пора возвращаться в фильм. Мы врываемся в уличную сцену из фильма и целуем друг друга на прощание, при этом на нас с интересом взирает Аллан Гинзберг. Зрители в кинотеатре в тот же миг задаются двумя вопросами: а) «Где находился Боб последние сорок пять минут?» и б) «Что делает на экране эта цыпка?». Пока они протирают глаза, полагая, что им все пригрезилось, я ныряю с экрана обратно на свое место. Джейсон приходит в себя, а Боб запевает песню с самого начала, периодически приподнимая солнечные очки и подмигивая мне, словно говоря, что никогда меня не забудет.
– Мне нравится твоя коллекция, – сказал Джош.
– Спасибо, – откликнулась я. – Что хочешь послушать?
Когда он произнес: «Если можно «Горизонты Нашвилл»», мое сердце подпрыгнуло к потолку, украшенному разводами от протечек, потому что этот альбом уже давно стал моим самым-самым любимым. Бывало, мы с Джейсоном, лежа на его кровати, снова и снова слушали то место из «Девушки из северной страны», в котором Дилан перевирает стихи, и вместе смеялись. С тех самых пор я уверилась в том, что мой «идеальный мужчина» тоже отметит этот отрывок.
Я вынула диск из коробки и вставила в плейер. Потом залезла под одеяло, и Джош улегся рядышком. Я сняла кое-что из одежды. Он разделся полностью. Нагишом он казался еще более тощим, что слегка меня обеспокоило. Мне и раньше приходилось иметь дело с ухажерами, чьи детородные органы не отличались достаточными размерами, и веселого в этом, конечно, мало. Я – девушка думающая и потому решила для себя, что не стану пополнять свой любовный список случайно задохнувшимся партнером.
Но тело Джоша было податливым, как и его губы, и через некоторое время все мои страхи улетучились. Когда дело в песне дошло до путаницы, он сказал:
– Мне нравится это место.
Я была на седьмом небе.
Мы повозились под одеялом, и тут Джош спросил:
– У тебя, случаем, нет… сама понимаешь чего?
У меня этого не было, но ведь один из нас вполне мог сходить в магазин на Корт-стрит и купить. С другой стороны, я опасалась, что, если так быстро сдамся, он может потерять ко мне интерес. Поэтому я сказала:
– К сожалению, нет. Но даже если б и был, я не уверена, что мне этого хочется. Ты мне слишком нравишься. Давай пока подождем. Не подумай, что ты меня мало возбуждаешь. Как раз наоборот. Я очень хочу переспать с тобой. Но только… не сейчас.
– Я тоже тебя хочу, – сказал Джош.
И, склонившись друг к другу, мы стали целоваться дальше. До нас донеслось дуновение ветерка. В конце концов, мы заснули прямо поверх одеяла, потому что было жарко.
Когда я проснулась, Джош одевался. Я взглянула на часы: половина девятого.
– Ты куда?
– У меня сегодня еще целая куча всяких дел.
– Но ведь сегодня воскресенье. Я думала, мы вместе позавтракаем.
– Я собирался мастерить полки.
– А-а.
– Дай мне свой номер.
Мы обменялись телефонами. Я оделась и проводила Джоша по лестнице до входной двери. Он взялся было за дверную ручку, а потом резко повернулся, словно передумал уходить, и сказал:
– Ариэль?
Все мои тревоги улетучились. Джош вовсе не бросает меня. Сейчас он приподнимет мой подбородок согнутым пальцем, как в фильмах сороковых годов, повернет к себе мое лицо, страстно поцелует и скажет:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102