Девушка продолжала бороться с моими заусенцами.
– Я буду делать маникюр, – заявила я. – Обещаю.
Так как мне было любопытно, Мазарин отвела меня посмотреть на дом в шестнадцатом округе. Даже в районе, где красивые дома росли как грибы, этот дом выделялся. Построенный из ослепительно белого камня, с множеством окон, он лучился величием, поражал завершенностью и хранил память о былых временах.
– Примерно тысяча семьсот тридцатый год, – прошептала Мазарин, когда мы, словно дети, заглянули во дворик сквозь кованые ворота.
– Почему ты шепчешь?
– Не знаю. – Мазарин заговорила нормальным голосом. – Одно время дом принадлежал герцогу де Салли. Внутрь заходить не будем, но там все в безупречном состоянии. Белый муслин, полированное дерево и прочее. Огромные кровати. Домработница – фанатка своего дела; прочитала мне лекцию о том, как избавиться от чешуйницы.
Несколько окон были открыты; в них порхали белые муслиновые занавески.
– Значит, он не твой, – сказала я. Этот дом не станет прибежищем для плачущего ребенка, уставшего подростка и даже для обиженного взрослого. Это всего лишь место, где искусственно поддерживается вожделение.
– Пойдем. Ненавижу это место.
Когда мы уходили, из ворот, цокая высокими веретенообразными каблучками, вышла девушка. Она была стройной, смуглой и выглядела ухоженно. Замешкавшись, чтобы поправить золотую цепочку, поддерживающую сумку на плече, она поймала мой взгляд и улыбнулась в ответ коротко и жестко.
У входа в метро стояла цветочница с ведрами подвядших лилий и роз. Лепестки лилий сжались, как клешни; у роз был побитый вид. Рядом возвышалось еще одно ведро, наполненное вульгарными оранжевыми герберами – уродливыми, но живыми. Повинуясь импульсу, я купила букет.
В квартире Мазарин поставила герберы в вазу. В уголках ее губ залегли горестные морщинки.
– Ксавье должен был мне сказать.
Теплым воскресным днем я вернулась на Лейки-стрит. На полу валялась куча писем. Я подняла почту и рассортировала ее по стопочкам. Счета, реклама, открытка от Поппи и еще одна – от Сэма. Оба сообщали, что у них все хорошо и мне не о чем беспокоиться.
Согретая заботой детей, я прошлась по дому, открывая окна и впуская свежий воздух; позвонила Ианте, которая должна была приехать на ужин. Потом проверила, как там мистер Сирс.
– Я и не заметил, что вы уезжали, – сказал он, когда я положил ему на колени коробку шоколадных конфет, привезенную специально для него.
– Рада, что вы по мне не скучали.
– Я тут размышлял о том, как мне повезло. Целый день на это уходит.
Я рассмеялась:
– Вообще-то я занималась тем же. Дома я приготовила макароны с сыром и накрыла стол в кухне. Моя мать всегда любила плотную, жирную и простую еду.
Ианта приехала точно вовремя и выглядела как обычно: опрятная, в мягком голубом кардигане и хлопчатобумажном платье в цветочек с широкой юбкой, только немного бледновата.
– Может, поужинаем в саду? Жалко сидеть дома в такую погоду.
Я даже не попыталась объяснить, почему сад так запущен. Просто достала поднос и свалила на него столовые приборы и фарфор.
Ианта наблюдала за мной.
– Есть новости?
– Насколько я знаю, нет.
Она вздохнула: сдавленный, раздраженный вздох родителя, которого швырнули о кирпичную стену:
– Не знаю, что бы подумал твой отец.
– Отец был очень практичным человеком, мама. Уверена, он бы понял. Мне кажется… все зашло слишком далеко и мы уже не сможем помириться. Мне придется признать, что Натан решил уйти окончательно. Этого мне не изменить. Я знаю, он никогда не принял бы столь безоговорочное решение, если бы не был настроен серьезно. Это гораздо сложнее, чем простить и забыть.
– Да, сложнее, если ты так решила.
– Мам, поверь мне… – Уязвленное выражение на лице Ианты заставило меня сменить тактику. – Раз уж мы об этом заговорили, ты так толком и не объяснила, почему снова не вышла замуж.
– Не нашла подходящего человека.
Настала моя очередь вздыхать.
– Неправда. Был же Джимми Биствик. Он годами вокруг тебя крутился. Или милашка Нил… так почему же? Тебе было бы намного легче. Меньше мучилась бы одиночеством, и так далее. – Ианта отвела взгляд. – Давай же, расскажи мне.
Вытянуть признание было непросто.
– Твой отец был для меня всем. Я не была уверена, что у меня получится во второй раз. Что мне так повезет.
– Значит, все не так просто. Здесь замешана магия, колдовство; нужно верно подгадать время.
Ианта взяла поднос.
– Роуз, иногда мне кажется, что ты нарочно ведешь себя как дура. Главное – иметь здравый смысл и быть альтруисткой. Но я сомневаюсь, что в наше время кто-то разделяет мое мнение.
– Ты сама себе противоречишь, мама. Признай.
Потерпев поражение, она пожала плечами:
– Не могу объяснить.
В этом году я не доставала стулья из сарая в саду, так что пришлось взять пару из кухни. Ианта тяжело опустилась на стул.
Макароны с сыром навевают умиротворение; мы ужинали в тишине. Потом Ианта задумчиво проговорила:
– Жить с твоим отцом было чудесно: я и все, кто его окружал, чувствовали себя в безопасности. Поэтому я так и не оправилась после того случая с завещанием. Это было так на него не похоже.
К моему ужасу, ее глаза наполнились слезами.
– О мама, прошу тебя, не надо. Не плачь.
Ианта достала из рукава кардигана аккуратно выглаженный платочек и прижала его к глазам.
– Ничего… Все в порядке… Вообще-то меня кое-что беспокоит. Мне приходится сдавать анализы, и я плохо сплю. – Ее молчание встревожило меня сильнее, чем все, что она сказала до этого. – Ничего серьезного, знаешь…
Я придвинула стул ближе.
– Нет, не знаю, мама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95