Он крепко обнял меня.
– Я подумал, что стоит предложить.
– Это слишком большая жертва.
– Ты с Поппи разговаривала?
– Пока нет, но поговорю.
– Ей будет нелегко.
– Я знаю.
Когда Сэм уехал, в доме номер семь по Лейки-стрит опять воцарилась тишина. Я включила радио, но передавали концерт для скрипки. Каждая сладкая, безупречная нота врезалась в меня ножом. Я глотнула воздуха, подавилась, выключила приемник и вылетела из кухни.
Мой кабинет находился на лестничной площадке первого этажа – в пространстве, украденном у поворота лестницы. Окно выходило на сад и было плохо пригнано. В холодные дни я накидывала на стул теплый плед и заворачивалась в него, сидя за столом, который мне удалось втиснуть в тесную комнату. Вся семья смеялась, когда я называла комнатушку «кабинетом»: их смешил сам факт, что мне понадобился кабинет. С годами дети выработали собственный метод выражать неодобрение: они нарочно топали вверх-вниз по лестнице как можно громче. «Шшш, мама работает в кабинете», – предупреждали они друг друга шепотом, который наверняка донесся бы до самой Вавилонской башни. И теперь я сидела здесь, замерзнув так сильно, что пришлось дважды завернуться в плед.
Я сняла трубку и позвонила Поппи.
– Дорогая, с тобой все в порядке?
– Мам, может хватит со мной возиться? Все у меня нормально. – Ее голос смягчился. – Но я рада, что ты позвонила.
– Папа тебе вчера не звонил?
– Я пришла только утром, мам.
– Дорогая, мне нужно тебе кое-что сказать. Боюсь… боюсь, папа нашел… – Это звучало так грубо, и я подумала, что Натан заслуживает лучшего. – Он полюбил другую женщину и ушел из дома.
В трубке раздался пораженный возглас Поппи:
– Кого? Какую женщину?
– Минти.
Последовала долгая-долгая тишина. Когда Поппи заговорила, у нее был совсем другой голос – голос старого человека, будто вся ее веселость потухла и умерла.
– Старый козел. Мой папа превратился в старого козла.
– Пожалуйста, не говори так о нем.
– Но это же правда.
– Все немного сложнее. Видимо, в его жизни наступил момент, когда он почувствовал, что ему необходимы перемены.
– Ничего не хочу слышать! – закричала Поппи. – Зачем ты вообще мне позвонила? Мама, я не могу об этом говорить. Давай поговорим позже.
– Разумеется.
На этом Поппи успокоилась.
– Я должна утешать тебя… и я буду утешать, мама, обещаю, но сначала мне нужно оправиться от шока.
Затем я позвонила домой Таймону.
Жена Таймона, Мэри, была очень недовольна, когда по выходным ее мужа беспокоили. Пару раз мы обсуждали это на офисных вечеринках, и она объяснила, что применяет к звонящим замораживающую тактику. Когда она подошла к телефону, я прочувствовала ее ледяное обращение на себе. Я объяснила, что в жизни не позвонила бы в воскресенье, но возникла крайняя необходимость.
– Тогда ладно, – ответила она, вероятно, из любопытства, – но у нас гости. – И протянула трубку Таймону.
– Роуз, что-то случилось?
На заднем плане взревел блендер, ему вслед многозначительно зазвенели кастрюли.
– Думаю, я должна предупредить тебя, что в понедельник собираюсь уволить Минти.
– Понятно, – ответил Таймон. – Подожди минутку. Я возьму другой телефон. – Когда он снова взял трубку, шум прекратился. – Расскажи все в подробностях.
И я рассказала.
– Натан ушел от тебя к Минти. – Таймон коротко рассмеялся, словно говоря: <И кто бы мог подумать, что у этого старого кобеля еще есть силы?» – и я обиделась за Натана. – Понятно, что возникнут определенные сложности, – произнес он.
– Ее в моем офисе не будет. Понимаешь?
– Подожди-ка. – Таймон заговорил официальным тоном: – Существуют правила и предписания, Роуз. Ты не можешь просто так увольнять людей. Лучше предоставь это мне.
Я с трудом подавала раздражение.
– Хорошо. Но в моем офисе она сидеть не будет. Придется перевести ее куда-то в другое место.
Таймон откашлялся.
– Роуз, учитывая обстоятельства, может, тебе отдохнуть? Это совершенно нормально. Возьми неделю выходных.
– Нет, – проговорила я, – ты не понимаешь. Работа для меня важна, я бы в жизни ее не бросила.
– Как хочешь. – Он задумался. – Предоставь все мне и заходи в одиннадцать тридцать в понедельник.
Закончив разговор, я почувствовала себя лучше. По крайней мере, я хоть что-то да сделала. Опередила Минти.
Завернувшись в плед, я сидела и размышляла о предательстве. Как можно быть любовниками так долго и ничем себя не выдать? Как ни странно, Натан и Минти вызывали у меня даже восхищение: не думаю, что мне хватило бы ума и выдержки хранить такой секрет. Как Минти умудрялась проявлять такой интерес к моей одежде, мыслям, семье – я знала, что интерес был искренен – и при этом делить постель с моим мужем?
Как, к примеру, Натану удалось настоять на том, чтобы я села и вместе с ним проверила пенсионные фонды? Ведь он знал, что скоро его не будет рядом. Возможно, когда хранишь серьезную и страшную тайну, это так отупляюще действует на сознание, что обычные, рутинные вещи начинаешь выполнять на автопилоте, действуя совершенно нормально.
Может, все мы живем несколькими жизнями и совмещаем их, даже не задумываясь об этом? Может, люди так привязываются к повседневным привычкам, что те становятся самой их сущностью, и отказаться от них уже нет возможности, хоть и понимаешь, что по всем законам здравого смысла это сделать следует.
Глава 8
В понедельник утром я готовилась к выходу на работу. Села за туалетный столик и слой за слоем нанесла на лицо крем. От слез кожа высохла и покраснела, став наощупь как потрескавшаяся оберточная бумага.
Солнечный свет в спальне не скрывал ничего: пронзительно-синяя вена на ноге от переживаний – темные круги под глазами, а ведь когда-то все было безукоризненным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95