А потом все, выдыхаться стал
этот разговор - разговор просто так.
И вот они сидят, и Катышев курит молча, мужественно так курит и на
нее задумчиво так смотрит, и она тоже молча курит, но не мужественно и
не задумчиво, а обыкновенно.
- Да, - медленно говорит Катышев, - вот такие дела...
И хмурится.
"Ну, артист!" - думает он про себя. И хмурится.
- Какие дела? - спрашивает она и усмехается.
Но не обидно, и не над ним она иронизирует. А так, ситуация. Была уже
эта ситуация... Сидит, курит, нервничает. Красиво он курит... И глазами
своими серыми смотрит. Грустные у него глаза. У него вообще такие. Прямо
даже жалко его становится. Хотя непонятно почему. Непонятно, а вот хоро-
шо, что он пришел... Смешно все это ужасно...
- Такие дела, - говорит Катышев. - Помнишь, у Курта Воннегута? "Такие
дела". Читала "Бойню"?
- Я не читала, - говорит она.
Катышев гасит сигарету, берет новую, потом наливает остатки вина в
фужеры (или бокалы?) и говорит:
- Давай. За улучшение нашего состояния.
- Споить меня хочешь? - спрашивает она. И пьет.
- Зачем? - спрашивает Катышев и на нее смотрит.
- Не знаю, - говорит она вроде как шутя.
Все она знает. И он все знает. Потому так и говорит. Потому что это
уже разговор не просто так.
- А я пластинку новую купила, - говорит она. - Челентано. Хочешь пос-
тавлю?
- Поставь, - говорит Катышев. - Послушаем Чипполлино.
- Темный человек, - говорит она. - Челентано.
Она подходит к проигрывателю, включает, ставит пластинку.
Сумрачный сладкий голос вплывает в комнату, скользит вдоль стен, под-
нимается шатром к потолку, окружает, обволакивает, впрыскивает в сердце
тревогу...
И Катышев на нее смотрит, а она сидит, рукой в такт покачивает, и си-
гарета покачивается, и дымок рвется на мелкие спиральки...
И Катышев встает, начинает ходить по комнате. Потом к окну подходит,
стучит пальцами по стеклу в такт. А Чипполлино поет. Иголка поскрипыва-
ет. А она неподвижно сидит. И вот Катышев подходит к ней и руки на плечи
кладет.
А она сидит неподвижно, только пепел с сигареты падает. А он отбирает
у нее сигарету и гасит.
- Хулиганишь, - говорит она.
И на него снизу вверх смотрит.
И он к ней наклоняется, целует в губы. И еще. И еще...
Потом она отстраняется и на него долго смотрит. И Катышев спрашивает
шепотом: "Что ты?" - и снова целует...
Потом она снова отстраняется и говорит: "Подожди" - и выходит из ком-
наты.
И Катышев один остается.
Музыка кончилась, иголка уже у самой этикетки шипит. Катышев подхо-
дит, снова пластинку пускает. Потом к зеркалу подходит. А в зеркале
красный Катышев стоит, и волосы у него встрепаны, и Катышев смотрит на
Катышева и подмигивает. И Катышеву, который с этой стороны смотрит,
смешно делается, и оба Катышевых ухмыляются. "Кретин", - думает этот Ка-
тышев, и Катышевы расходятся по своим комнатам, садятся на диваны, и
этот Катышев правой рукой волосы приглаживает. И тот Катышев приглажива-
ет - только левой... И вот слышны ее шаги в коридоре.
И Катышев смотрит на дверь.
И дверь открывается.
И она входит.
И подходит к нему.
И становится совсем рядом.
И проводит рукой по его лицу.
И он притягивает ее к себе.
И касается ее губ губами.
Потом все исчезает.
Времени нет. Пространства нет.
...Сначала появляется пространство...
Оно возникает из тумана, и все оно - это ее лицо рядом и глаза закры-
тые. Потом они открываются, смотрят на Катышева, закрываются снова... И
туман начинает редеть. Сначала медленно, потом быстрей и пространство
расширяется, заполняется предметами...
Потом возникает время. Его показывают часы на руке Катышева, которая
перебирает ее волосы. И Катышев смотрит и замечает время, вернее, не
время, а который час. И помимо воли отмечает: "Нормально".
Потом они курят. Катышев смотрит на дым, мысль у него все яснее рабо-
тает. Потом он слышит, как иголка шипит. И говорит Катышев: "Кончился
Чипполлино". И голос хриплый у него.
А она молчит, не думает ни о чем. Только веки тяжелые. И не хочется,
чтоб он уходил. Не хочется - и все. И она курит молча.
А Катышев уже докурил.
Потом она встает и что-то говорит Катышеву, и он ей отвечает. И она
халатик набрасывает, выходит из комнаты.
Встает Катышев, в порядок себя приводит. Подходит к зеркалу снова.
Смотрит на Катышева. Потом оба Катышевых причесываются. Что-то в их ли-
цах изменилось, а что - не понять. И этот Катышев тому подмигивает. И
тот этому. Потом опять Катышевы расходятся, закуривают.
Потом она в комнату входит, подсаживается к Катышеву, сигарету берет.
А он ей спичку подносит.
- Хочешь кофе? - она его спрашивает.
- Не надо, - говорит Катышев. - Я его вчера столько выпил - видеть не
могу.
Это он врет. Просто внутри уже метроном защелкал.
- А ты выпей, если хочешь, - говорит Катышев. - Давай!
- Ладно, - говорит она. - Потом.
И сидят они, курят. Пластинка крутится, Челентано поет. Приятная пе-
сенка такая.
Сидят, курят. А у Катышева внутри все, как у спринтера на старте.
Только выстрел он сам должен сделать. "На старт, внимание..."
Но она сама говорит:
- Пойдешь?
- Надо, - говорит Катышев и усмехается мужественно-печально. Мол, ты
же все знаешь. Мол, что тут говорить. Мол, и так тяжело.
- Надо, - повторяет она. - Надо, Федя.
И вот Катышев встает, и она тоже, и выходят они в коридор.
Катышев надевает плащ, берет портфель в руку.
- Сигареты забыл, - говорит она. И хочет вернуться.
- Не надо, - говорит Катышев. - У меня еще есть. И стоят они, друг на
друга смотрят.
- Пошел, - говорит Катышев мужественно-печально.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106