Смотри, какие девочки пошли! Понял? Все, ста-
рик! Встряхнись!
- Да, - откликается он. - Наверное, так лучше.
- Давай! - говорю я, и мы пьем.
- А как Лиля? - спрашивает вдруг он.
Я не сразу вспоминаю, что прошлый раз, когда мы встретились, со мной
была девушка Лиля из консерватории. Это был период, когда я пересчитал
все люстры и колонны в филармонии, в капелле и в концертном зале...
- Нормально, - говорю я. - Давно не видел.
Мы допиваем остатки вина, выходим на улицу.
- Пока, - говорит он.
- Звони, - отвечаю я.
И мы расходимся.
Время идет, потому что седины у меня прибавляется. Следовательно, че-
го-то такого во мне все больше...
Мама, правда, волнуется, говорит, что в моем возрасте уже пора иметь
нормальную семью. Я хороший сын. Я попробовал иметь семью, она оказалась
нормальной - просуществовала четыре месяца.
Про него я узнаю через общих знакомых. Он, вроде, тоже женился. По-
том, вроде, тоже развелся. Потом, вроде, куда-то уезжал. Потом, вроде,
вернулся.
Вернулся он не вроде, а точно, потому что мы сталкиваемся с ним у
входа в эту самую столовую, только она теперь уже не столовая, а кафе.
- Ну вот, - говорит он. - Вот такие дела.
А дела такие, что уезжал он куда-то на Север. А уезжал он потому, что
ее мужа перевели на Север, и, ясно, его тоже потянуло к полюсу.
- Вы виделись? - спрашиваю я.
Он не отвечает.
Подходит официантка, я заказываю бутылку "Гурджаани".
- А я женат был, - говорит он. - Не слышал?
- Слышал, - говорю я.
- Вот такие делишки, - говорит он и замолкает.
Официантка приносит бутылку, ставит на столик.
- Ну, давай, - говорю я.
- А знаешь, - говорит он вдруг. - У нее девочка. Большая уже.
И он смотрит на улицу.
Я беру бутылку, наполняю бокалы и снова, снова хочу сказать ему при-
вычное "Плюнь!". Но в этот момент он поворачивается, и мы встречаемся
взглядами. И в его глазах я вижу что-то такое, что трудно объяснить, а
можно только почувствовать. И я это чувствую. И еще я чувствую против
него раздражение, злость и обиду и не могу себе признаться - отчего. Не
могу, потому что в зависти - не признаются.
И поэтому я ничего не говорю ему, а пью молча.
Чипполлино
"Ну зачем я иду?" - подумал Катышев и усмехнулся даже, потому что
очень хорошо знал зачем, и это "зачем" даже двусмысленным не было, а
вполне односмысленным.
Вот он, дом. Старый, крепкий, темный. А перед ним - гастроном ма-
ленький, и возле него всегда какие-то мужички неопрятные толкутся. Зашел
Катышев в гастроном, постоял перед витриной отдела винного, подумал, что
взять - за два тридцать рислинг или портвейн марочный. Взял рислинг, по-
ложил в портфель, вышел из магазина. "Надо было портвейн взять", - поду-
мал: "Скотина". Это про себя. Но хотя отчетливо произнеслось внутри него
это слово, но по-настоящему скотиной он себя не ощутил, не почувствовал.
И это не удивило его, а, скорее, огорчило привычно. И, усмехаясь, как
это он тонко свои эмоции анализирует, Катышев уже сворачивал под арку.
Прошел во двор, а там у ящиков посудных опять какие-то мужики сообра-
жали, грузчики, что ли, и мимо них прошел Катышев и в угловой подъезд
вошел. На лестнице воздух плотный стоял, не перемешивался, и чуял Каты-
шев запах жареной рыбы и еще какие-то запахи. Эти запахи всегда здесь
были, сколько Катышев помнил.
А сердце, между прочим, у него все-таки забилось. И хоть ровно он по
лестнице поднимался и не быстро, а все равно у двери постоял немного, с
дыханием справляясь. Дверь темно-коричневая, широкая. Наверху эмалевый
номер стертый. Вдохнул Катышев и кнопку звонка тронул.
За дверью сипло звякнуло. Теперь Катышев уже сильно жалел, что при-
шел. То есть сильнее, чем до того, как позвонил. И это ему знакомо было
- так раньше тоже бывало.
"Дома нет", - подумал Катышев, и с облегчением, и зная, что если нету
дома, то он жалеть будет.
Зашуршало за дверью, замок щелкнул, дверь приоткрылась.
Она стояла в дверях и на него смотрела. Ну, ясно, не ожидала она его,
конечно, но видел Катышев, что и не удивилась.
- Это ты? - спросила она.
- Я, - сказал Катышев. - Это я.
- Заходи, - сказала она. - Только я в таком виде...
- Все нормально, - сказал Катышев, входя. - Нормальный вид. - Он
обернулся и стал за собой дверь запирать.
- Входи, - сказала она. - Я закрою.
- Валяй, - сказал Катышев бодро. Так бодро, что даже противно ему
стало, и про себя он выругался, а потом вдруг решил, что все нормально,
чего в самом деле...
Он снял плащ, на вешалку повесил, и кепку повесил.
А она входную дверь защелкнула, к нему обернулась. А на ней халатик
какой-то красный был, выцветший. Отдыхала, наверное, спала.
- Ну, привет, - сказал Катышев и улыбнулся. Очень широко он улыбнул-
ся. - Ты спала, что ли?
- Читала, - сказала она. - Заходи, только не пугайся, у меня там бес-
порядок.
- У всех беспорядок, - пошутил Катышев. Так он, значит, пошутил.
И она пошла из коридора в комнату. И Катышев пошел.
И вот они сидят - он на диване, а она на стуле, а между ними стол
круглый, скатертью покрытый, а на нем - рислинг и два бокала (или фуже-
ра?) и две пачки сигарет - "Опал" и "Столичные". И уже она его спросила:
"По пути зайти решил или специально?" - и Катышев ответил: "По пути, но
специально", и уже они поговорили про его работу, и про ее работу, и про
знакомых, и Катышев ей два анекдота рассказал, а она посмеялась, и она
ему рассказала, что на автобусе в Таллинн ездила, а там дождь лил, а Ка-
тышев сказал, что надо бы и ему поехать как-нибудь, а то он уже давно не
был, потом еще они про фильмы поговорили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106