Лучше, -говорит, - в филармо-
нию.
Тут уже я кружку разбил.
А Коля стоит как памятник "Гибель ,,Варяга"" и говорит:
- Я, - говорит, - сегодня, мужики, рано проснулся и телевизор вклю-
чил. И там, - говорит, - как раз один выступал профессор. И он сказал,
мужики, что если только пить и ничего больше, так и будешь все только
пить и ничего больше вообще. А надо, он сказал, так жить, чтоб в библио-
теку ходить, чтоб сокровища культуры, и также регулярно в филармонию.
Юра мне говорит:
- Ты чего ему вчера наливал? - И говорит: - Коль, ты чего, первый раз
профессора по телевизору видал? Мало ли какой дурак по телевизору чего
скажет? Так всех и слушать, а Коль?
И мне говорит:
- Я понял. Я понял, Мишань, чего он по телевизору смотрел. Там такая
передача есть, когда от этого дела гипнозом лечат. Там точно, профессор
выходит и говорит: "Водка - гадость! Я с водкой рву! Все рвем! Рвать!" И
они там все рвут и отучаются. Слышь, Коль, ты эту смотрел передачу, да?
А Коля говорит:
- Я на мелкие подначки не отвечаю. Я, - говорит, - без балды вас
приглашаю. Я в кассу сходил и на дневной концерт три билета взял. Как
раз, - говорит, - у меня последняя была пятерка.
- Видал, Юр, - говорю. - Я ж помню, у него еще должна быть пятерка.
Вон он, гад, на что ее пустил, А Коля говорит:
- Идете или нет?
И стоит, подбородок задрал - ну точно как в кино разведчик, которого
в тыл врага засылают. Только вместо парашюта у него фонарь под глазом.
Ему этот фонарь его родной брат поставил, который из деревни к нему при-
езжал погостить. Потому что они с Колей поспорили, кто за меньше глотков
бутылку портвейна выпьет. И Коля выпил за один. И думал, что выиграл. А
брат его вообще без глотков - влил всю бутылку в себя, и все. А Коля
сказал: "Без глотков не считается". А брат его сказал: "Нет, гад, счита-
ется" - и навесил ему под глаз фонарь. А Коля ему нос подправил. А потом
они помирились, и мы это дело отметили, что помирились они.
Юра говорит:
- Видал? Во, гады, гипноз дают, а?
Я говорю:
- Его одного сегодня бросать нельзя - видишь, он поврежденный.
Ну, пошли, он впереди, мы сзади с Юрой.
Юра говорит:
- Хочешь, Коль, мы тебе мороженого купим? На все двадцать семь копе-
ек. Хочешь крем-брюле, а, Бетховен?
А Коля на нас только поглядел, будто он, правда, Бетховен, а мы с
Юрой два ведра мусорных...
Ну ладно, подходим, значит, к этой филармонии. У входа толпища, как в
торговом центре перед праздником. Ну, показались мы там, и я так скажу,
что по глазам ихним было видно: нас они вовсе не ожидали.
Коля так это небрежно свой фонарь ладонью прикрыл - вроде бы у него
там чешется. И Юра, гляжу, как-то загрустил, как-то пропало настроение у
него. Говорит:
- Лучше бы в общагу сходили, там тоже музыка!
- Не бэ, - говорю. - Прорвемся!
Он говорит:
- Глянь-ка, у меня везде застегнуто?
Я говорю:
- Вроде везде. А у меня?
Он говорит:
- У тебя на рукаве пятно жирное.
Я говорю:
- Это у меня с пирожка капнуло. Вчера на вокзале. Я ж не знал, что у
меня сегодня филармония.
И ладонью пятно закрыл, чтоб не видно было.
Тут Коля, значит, и говорит гадким голосом:
- Идемте, товарищи, а то можем опоздать.
Ну, на "товарищей" мы ничего ему не сказали, встали плечом к плечу,
как на картине "Три богатыря", только без лошадей, и пошли. Ну, Коля од-
ной рукой глаз защищает, второй билеты сует. Старушка долго на нас гля-
дела - тоже, видать, не ждала. Но пропустила: билеты верные оказались.
А внутри - свет сверкает, колонны везде, паркет фигурный. Культурное
место, что ты! Ну а мы так и стоим плечо к плечу возле стеночки. А эти
мимо нас парами гуляют, один, с бородой, на меня поглядел, чего-то своей
бабе сказал, та тоже поглядела, и засмеялись оба. Я думаю: "Ты бы у нас
во дворе на меня засмеялся! Ты бы у меня посмеялся!.."
Тут к нам еще одна старушка подъюливает.
- Не желаете, - говорит, - молодые люди, программку?
Ну, Коля глаз рукой еще плотнее прикрыл и отвернулся - вроде бы ему
ни к чему никакая программка, мол, он тут и так все знает. Бетховен, ну.
А Юра мне на ухо говорит:
- Это чего за программка? Навроде меню, что ли? Мишань, спроси ее,
чего у них тут на горячее?
Он когда на нерве, из него всегда юмор прет.
Ну, купил эту программку за десять копеек, но поглядеть не успел -
звонок дали. Коля от стенки отлепился.
- Пора, - говорит, - в зал, товарищи.
Ладно, пошли в зал. Бетховен впереди, мы с Юрой за ним. Так и сели,
потому что билеты у нас оказались: два вместе - мы с Юрой сели, а Коля
прямо передо мной. Юра у меня программку взял, зачитывает:
- "Музыка Возрождения. Антонио Вивальди. Концерт для двух скрипок,
альта и виолончели". Слышь, Мишань, "Возрождение" - это как?
- Я что, доктор? - говорю. - На рождество ее играли, наверное. На Но-
вый год.
- Понятно, - Юра говорит. - С Новым годом, значит. Квартет, понял.
Значит, четверо их будет. Как бременские музыканты. Видел по телику?
Осел там классно наяривал.
А вокруг, между прочим, народ рассаживается. И ко мне с левого бока
молодая такая садится, вся в бусах, в очках, и спина голая. И духами от
нее пахнет - такой запах! А у меня пятно как раз с ее стороны на рубаш-
ке, ну, я сижу и рукой зажимаю его, как Колька свой фингал. И дышать
стараюсь в сторону Юры.
И тут она вдруг ко мне:
- Простите, - говорит, - вы слышали? Говорят, Лифшиц в Париже взял
первую премию?
Ну, я ей, конечно, не сразу ответил. С мыслями собирался. Потом гово-
рю:
- Ну.
Она говорит:
- А ведь его сначала даже посылать не хотели. Представляете?
Я говорю:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106