Звука нет, одна музыка. Изоб-
ражение, правда, есть. Но не цветное, а черно-белое. Причем белого мало.
А потом и черное пропало.
Вот как оно пропало, одна замша и говорит:
- Это же надо, какие съемки! Прямо Лелюш!
И все вокруг тоже шепчут:
- Какой Лелюш! Какой Лелюш!
И ткачиха мне тоже говорит:
- Какой нахал!
Я ей хотел сказать, что я тут ни при чем, просто съемки такие - не
видишь, куда руку кладешь... Тут как раз снова изображение появилось.
Только зря оно появилось, потому что звук пропал. Тут какой-то парик
опять говорит:
- Это ж надо, какой монтаж! Прямо-таки рука Феллини!
И все опять:
- Рука Феллини! Рука Феллини!
И ткачиха мне тоже:
- Это ваша рука?
Я говорю:
- Нет. Это рука Феллини.
И тут - бац! Пленка оборвалась. На самом интересном месте! Ну, свет
зажгли - оказалось, это не обрыв пленки, а конец фильма. И все жюри си-
дит как бы потрясенное. И я со всем жюри тоже сижу вроде бы потрясенный.
Но вот встает главный и говорит, что только что мы увидели интересный
фильм самобытного мастера и надо бы нам об этом фильме поговорить и пос-
порить.
Ну, встает первая замша и начинает спорить, что ему тут сидеть было
очень волнительно, потому что он тут увидел манеру Пудовкина.
Я ему хотел сказать, что, во-первых, не Пудовкин, а Пуговкин. А
во-вторых, где он тут его видал? Я лично не видал.
Но тут встает второй, только не в замше, а совсем лысый, и говорит,
что ему, наоборот, очень волнительно. Но не потому, что тому было волни-
тельно, а потому, что он тут почувствовал Эйзенштейна.
Так они все поговорили и поспорили. Снова подымается главный и гово-
рит:
- А теперь, товарищи, хочется заслушать интересное мнение нашей об-
щественности с шарикоподшипникового завода, для которой мы и создаем все
наши произведения.
Тут ко мне все обернулись, смотрят, вроде бы им интересно, что же я
про ихнее кино скажу. А мне это и самому интересно.
Ну, напрягаю память и начинаю, что наш участок план по втулкам в
прошлом квартале перевыполнил. И в этом тоже успешно претворяет.
Чувствую, что им все жутко волнительно. Читаю дальше, про себестоимость,
потом говорю, что ихнее произведение оставило во мне неизгладимый след.
И что особенно взволновал меня образ Антонины, который воплощает в се-
бе...
Ну, чего он воплощает, я сказать не успел, потому что входит в зал
какой-то парень и что-то на ухо главному шепчет. И тот встает и говорит,
что всем им бесконечно важна моя оценка образа Антонины, но только меха-
ник извиняется, потому что он по ошибке нам вместо Антонины показал кино
из жизни вирусов. И поэтому давайте, говорит, сперва посмотрим настоящую
картину, а потом я продолжу свой глубокий анализ.
Я сперва хотел ему сказать, что за один отгул два раза анализировать
дураков нет. Да потом раздумал: кино-то бесплатно тоже не каждый день...
Ну, опять свет погас, музыка пошла, скрипочки... Замша опять талды-
чит:
- Ах, Феллини! Ах, Антониони!
А я рядом с ткачихой сижу - мне это все сплошной Лелюш. Лишь бы плен-
ка не обрывалась...
Скрепки
Спустя неделю после того, как я принял организацию под свое руко-
водство, у меня уже был готов "План первоочередных мероприятий". "План"
предусматривал резкий бросок вперед и казался настолько очевидным, что
было непонятно, почему его не осуществили мои предшественники.
На восьмой день я записал пункты "Плана" на нескольких листках бумаги
и сложил листки, чтобы сколоть скрепкой. В коробочке скрепок не оказа-
лось. Я нажал было кнопку звонка, но тут же вспомнил, что секретарша
взяла отгул. Где у нее хранились скрепки, я не знал.
Я снял телефонную трубку и набрал номер заместителя.
- Ящеров, - холодно сказала трубка.
- Здравствуйте, Иван Семенович, - сказал я.
- Добрый день, Игорь Андреевич! - Голос в трубке обрел деловитость и
бодрость. - Слушаю вас!
- Тут, понимаете, какая штука, - сказал я. - Я сегодня секретаршу от-
пустил...
- Безусловно! - с горячностью сказал Ящеров. - Я полностью согласен!
- Да нет, - сказал я. - Не в том дело. Просто мне скрепка нужна, а я
найти не могу. Попросите, пожалуйста, кого-нибудь занести мне коробочку.
- Очень нужная мера, - сказал Ящеров. - Ваше указание понял.
- Какое тут указание, - засмеялся я. - Просьба.
Я положил трубку и стал ждать.
От кабинета Ящерова до моего кабинета было полминуты хода. Через пол-
минуты скрепок мне не принесли. Через полчаса тоже. Я снова набрал номер
Ящерова. Трубку не снимали. Не откликались также ни канцелярия, ни пла-
новый отдел.
Я вышел из кабинета и направился вдоль коридора, заглядывая во все
двери подряд. Всюду было пусто. Мне стало не по себе. Хорошенькая исто-
рия: среди бела дня исчезает штат целой организации!
Тут до меня донесся смутный шум.
Звук шел из конца коридора. Я приблизился к двери с табличкой "Конфе-
ренц-зал" и чуть приоткрыл...
Зал был заполнен людьми. На возвышении стоял стол президиума. Среди
сидевших там я узнал начальника планового отдела и женщину, которая уби-
рала в моем кабинете. Слева, впереди стола, находилась трибуна. За три-
буной стоял Ящеров. Он глядел в зал и неторопливо бил в ладони. Спустя
некоторое время Ящеров перестал хлопать и покашлял в микрофон.
- Товарищи! - сказал Ящеров. - В заключение я хочу выразить уверен-
ность, что отныне мы будем руководствоваться основополагающими указания-
ми товарища Игоря Андреевича Степанова о необходимости улучшать снабже-
ние скрепками. Скрепку - во главу угла! Таков наш девиз!
"Какой девиз?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106