– Боюсь, что там может быть и жарче. Временами температура в наших краях доходит до сорока градусов по Цельсию.
– Какой ужас! Не думаю, что в Англии мне доводилось сталкиваться с температурой выше тридцати двух градусов. И если там все так плохо…
– Ну, не совсем так. Я хочу сказать, что в Тасгале, как и в любом другом городе-оазисе, нетрудно приспособиться к местному климату.
Лиз немного повеселела:
– О-о, вы имеете в виду кондиционеры?
– Боюсь, что речь пока идет не об этом, – сухо ответил Йейт. – Тасгала существует уже многие столетия, но как поселение европейцев она сравнительно молода. Благодаря первопроходцам-французам у нас есть электричество и артезианские колодцы. Однако до сих пор приходится довольствоваться обычными вентиляторами, холодным душем и знанием, как и когда закрывать свои дома, чтобы в них не проникли жара и песок. В любом случае нужда заставит вас отказаться от таких вещей, как «моцион под полуденным солнцем», в пользу бешеных собак и тех англичан, которые вынуждены покидать дом в это время.
– Тем не менее Тасгала – это настоящий город, то есть я хочу сказать, такой же, как города в Англии? – с надеждой спросила Лиз.
– Конечно. – Казалось, Йейта удивил этот вопрос. – Здесь есть городские власти – французы, а нефтяные концессии принадлежат нам. Конечно, есть больница, та, в которой я работаю, и школа; оба заведения находятся под патронажем женского монастыря Белых сестер. Еще есть гостиница, а также нечто похожее на загородный клуб и, наконец, аэродром. Магазинов, правда, не много – товары повседневного спроса люди в основном приобретают на базаре, а все остальное им присылают. – Тут он сделал паузу. – Но вы должны были узнать обо всем этом от отца…
В его голосе прозвучало осуждение, и у Лиз кровь прилила к лицу.
– Если честно, я ничего не знаю. То есть я ничего у него не спрашивала. Ведь я вовсе не хотела приезжать в Тасгалу.
– Тогда почему же вы приехали?
– Сами знаете почему, – сердито ответила Лиз. – Ведь вы же друг отца, верно? Когда оказалось, что он не может встретиться со мной в Марселе, вы согласились сопровождать меня в Тасгалу. Не имеет смысла делать вид, будто бы он не говорил с вами обо мне, не рассказывал, почему он заставил меня приехать!
– Да, конечно, – Роджер Йейт посмотрел на нее из-под густых, нависающих над глазами бровей, – конечно, мне известно, почему он принял такое решение. Но мне хотелось бы узнать, как вы смотрите на это.
– Я?! – взорвалась Лиз. – Отец и тетушки втихую сговорились и поставили меня перед фактом. У меня сложилось впечатление, что я жестоко наказана. За что? За то, что осмелилась жить в Лондоне в том окружении, в каком мне хотелось; за то, что тратила посылаемые деньги, те, про которые тетушки говорили мне, что это мои деньги. Ну и за то, что чуть-чуть влюбилась. Что криминального в любом из моих «прегрешений»? Объясните, если знаете, я буду очень рада услышать.
Роджер Йейт спокойно встретил ее негодующий взгляд.
– Ваш взгляд на проблему не совсем согласуется с тем, что рассказал мне ваш отец. Насколько я понял, его очень беспокоит то обстоятельство, что в Лондоне, в том окружении, у вас, кажется, есть масса знакомых, но нет настоящих друзей. А также то, что размеры доплат, которые ваши тетушки делали к пособию, посылаемому вам отцом, лишали вас хоть каких-либо представлений о том, какой ценой достаются деньги. Я не думаю, что он вас за что-либо наказывает, просто ваш отец решил изменить ваш образ жизни, который он считает неправильным. Если бы Эндрю оставил вас в Лондоне, он просто ничего не смог бы сделать. По этой причине он решил, что вам будет полезно приехать в Тасгалу и пожить здесь, пока вы не определитесь со своим будущим.
– Но ведь у меня уже была работа, – возразила Лиз. – Одна моя знакомая открыла кофейный бар, и я помогала ей. И именно туда ушла большая часть денег, полученных мною в последнее время.
– М-да. Вряд ли вам стоит осуждать Эндрю за то, что он считает это занятие благотворительной деятельностью, а не работой. А что касается других поводов для огорчения, не думайте, что ваш отец хоть что-то говорил мне по этому поводу. Лиз выглядела озадаченной.
– Другие поводы для огорчения? А, вы имеете в виду Робина?
Йейт неопределенно пожал плечами:
– Как я могу иметь в виду Робина, или как там его зовут, если я никогда не слышал об этом человеке? Это что, тот парень, в которого вы «чуть-чуть влюбились»?
– Даже более чем чуть-чуть. Но отнюдь не без взаимности, – запальчиво добавила Лиз. – Он хотел, чтобы мы были помолвлены.
– И по этому поводу ваш отец сказал свое твердое «нет»?
Лиз покачала головой:
– Не совсем так. В некотором роде наши отношения стали распадаться еще до того, как папа приехал домой в отпуск. Настоящей причиной разрыва была девушка по имени Марта Джитин. Видите ли, Робин талантлив. Он пишет картины, сочиняет стихи. Но у него совсем нет денег, а у Марты Джитин есть.
– И следовательно…
– Она воспользовалась этим, – горестно вздохнула Лиз, – чтобы отбить его у меня. А все, что мог сказать папа по этому поводу, так это то, что раз Робин так охотно бросает все ради денег, очень хорошо, что я избавилась от него. А также что данное обстоятельство в еще большей степени убедило его отправить меня из Лондона, поскольку через какое-то время я наверняка забуду о Робине.
– Но сами-то вы убеждены, что ни за что не забудете его, верно?
– Мне хорошо известно, – убежденно сказала Лиз, – что поговорка «Время лучший целитель» – это одна из фраз, которую, по мнению родителей, им следует говорить как можно чаще. Но если бы я осталась там, то Робин… ну, он ведь любил меня, он сам об этом говорил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58