Мадам Дюран поставила коробку на приставной столик и откинула крышку. Под серой переливающейся салфеткой обнаружилась отнюдь не пара щегольских сапог, но пара бурых резиновых галош. Вовсе не новых – Верити видела потертые, затвердевшие и рассыпавшиеся мелкими трещинками места. Но галоши были чистые, ни пятнышка грязи на заботливо отполированных боках. Хотя кто, находясь в здравом уме, станет доводить до зеркального блеска галоши, если дождь идет каждый день, и галоши…
Вскрикнув, она зажала рот ладонью. Эти галоши когда-то принадлежали ей. Ну, не совсем ей, она позаимствовала их у мистера Симмонса, главного садовника. Тогда он был новичком в Фэрли-Парк и не относился к Верити с презрением, как многие другие слуги после того, как она перестала делить ложе с Берти. Верити пришлось купить ему новую пару, поскольку эти она забыла в Саммер-Хаусинн.
Но для Стюарта это были именно ее галоши. В коробке лежали пакетики с высушенными лимонными корочками и лавандой. Мистер Симмонс умер бы от смеха, доведись ему узнать, что его старые уродливые галоши удостоились таких почестей. Верити самой захотелось истерически рассмеяться – хотя первая слеза уже упала ей на тыльную сторону ладони.
Она вернула на место крышку, наклонилась и поцеловала коробку. Потом отправилась на поиски Стюарта в кабинет.
Мадам Дюран не стала стучать. Стюарт разглядывал графин с виски, словно прикидывая, хватитли тут, чтобы упиться до бесчувствия. В следующую минуту Верити была подле него, подол ее платья обмахнул бока его ботинок.
– Можно мне виски? – спросила она.
Четкие звуки ее английской речи заставили его вздрогнуть, точно он увидел перед собой привидение. Разумеется, Стюарт плеснул ей виски, ведь он был хорошо воспитанный мужчина и не мог отказать в вежливой просьбе. Но костяшки пальцев, сжимающих горлышко графина, стали совсем белыми. Интересно, заметила ли она?
Верити не заметила, но ее глаза сияли, как звезды. Ее глаза, голубые, как небеса в раю. Стюарт боялся на нее смотреть. Она была в точности такой, какой он ее помнил, и в то же время совсем другой. Чудесные глаза и губы ни на йоту не уступали тем, которые манили его в воспоминаниях. Но ее никак нельзя было назвать нежной и хрупкой. Эта женщина была сделана не из фарфора, но из стали.
– Благодарю, – сказала Верити звенящим голосом и сделала глоток. – Тот же самый виски, не правда ли?
Стюарт промолчал. Он разрывался между двумя женщинами, пытаясь примирить в своем сознании нежную Золушку из мечты и кухарку с собственной кухни. Ничего не получалось!
– Я так тосковала, – прошептала она.
– В самом деле?
– Каждый день. Каждую ночь.
Стюарт не помнил, чтобы ее глаза были исполнены такого соблазна, но сейчас они именно соблазняли. Боже, как соблазняли. Эта женщина была воплощением чувственности. Он не был к этому готов.
Стюарт налил себе еще виски.
– Вы могли разыскать меня в любое время.
– Я не знала, как меня примут.
– Ложь, и вы сами это знаете.
Верити покачала головой:
– Откуда мне было знать, что вы действительно меня любите? Что не проснетесь утром, снедаемый раскаянием?
Он поднес к губам полный стакан и отпил половину одним махом. Виски потек по подбородку. Стюарт утерся рукавом – простонародный жест, но сейчас ему было наплевать.
– Я говорю не об этом. Вы намеренно скрыли от меня, кто вы такая. И вы ни разу не пришли ко мне, потому что отлично знали, как вас примут, стоит вам сказать правду!
Верити растерянно заморгала:
– И как бы меня приняли?
– Как сегодня, – холодно ответил Стюарт. – Полагаю, я уже указал вам на дверь.
– Потому что я была кухаркой у Берти? Я же сказала вам – я никто.
– Нет, это я был никто. А вас знали повсюду. Единственным слугой в Британии, чья дурная слава превосходит вашу, был шотландец нашей королевы.
– В самом деле? – тихо спросила Верити, опуская глаза. – Не знала, что обо мне злословили в каждом доме.
– Поверьте, так и было. – Стюарт допил то, что еще оставалось в стакане. – Даже те, кто смог бы отличить Берти от герцога Веллингтонского, думали, что вы самая выдающаяся сука с тех пор, как изобрели матрас.
Мадам Дюран побледнела.
– Десять лет я потратил на ваши поиски. Десять лет преданности и верности! Тратил деньги на детективов – а ведь я поклялся, что не прикоснусь к ним. Я мог бы жениться, завести детей. Зачем я обожествлял ваш лживый образ? Вы были моим идолом, потому что вам не хватило порядочности отпустить меня на свободу. Вы позволили мне цепляться за ложные воспоминания и ложные надежды.
Верити даже отшатнулась, словно тяжесть его гнева грозила придавить ее.
– Я подумала, что утром вы пожалеете о своем предложении, – сказала Верити, приложив руку к сердцу и честно глядя ему в глаза. – Не захотите иметь со мной ничего общего, когда взойдет солнце…
– Вы были правы. Не захотел бы – если бы только знал, кто вы! Поэтому-то вы держали язык за зубами, не так ли? Хотели сохранить иллюзию. Знали, что я на пушечный выстрел не подойду к Верити Дюран, поэтому не дали мне шанса от нее отказаться. Увезли иллюзию с собой в Фэрли-Парк, оставив мне на память кусочки головоломки.
– Неправда. Я никогда не хотела…
– Не важно, чего вы хотели! Уверен, у вас наготове тьма благовидных отговорок и, вполне допускаю, вы свято в них верите. Но вы сделали именно то, что сделали – увезли с собой иллюзию, предоставив мне ломать голову.
– Мне жаль.
– Вам жаль? Десять лет я ждал, что вы вернетесь. Хранил галоши, словно щепки Креста Господня. Бросал деньги в ящики для подаяний в каждой церкви, что попадались мне на улицах, в напрасной надежде, что на небе есть Бог и я могу его подкупить, чтобы он вас берег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97