Прикрутила огонек в газовом рожке на стене. В подсвечнике вместо свечи торчал жалкий огарок с обрубленным фитилем. Ванна тонула в тени. Над ней возвышалась огромная тень, отбрасываемая женской фигурой. Огонек золотил изгибы краев ванны. Вода поблескивала, словно река в прощальных лучах заката.
– Увижу ли я вас когда-нибудь при полном освещении? – спросил Стюарт. Он говорил слишком серьезно, чтобы счесть его слова насмешкой, и слишком грустно.
Верити едва удержалась, чтобы не схватиться за маску – удостовериться, достаточно ли плотно она прилегает к лицу. Глядя в зеркало у себя в комнате, Верити показалась себе очень уж лихой – словно в любой момент готова была выхватить рапиру и нанести изощренный удар в духе «Трех мушкетеров».
– Какой цели вы хотели бы добиться, увидев меня при хорошем освещении, сэр? – возразила она.
Верити повернулась к нему лицом и поняла, что впервые видит его – хоть при каком освещении – с того дня в Фэрли-Парк. Она успела забыть, как поразительно он красив. Угольно-черные волосы, темные, как угольные шахты, глаза.
Стюарт сидел на стуле с овальной спинкой, грациозно выпрямив спину, непринужденно сложив ладони под подбородком. Он выглядел немного устало, даже меланхолично, как человек, которому не хочется возвращаться домой после дружеской пирушки. Но стоило ему откинуться на спинку стула, устремив на нее взгляд, как Верити поняла: в нем еще много скрытой силы, да и глаза смотрят на нее с неприкрытым желанием.
Тише, сердце!
– Вы говорите так, словно в нашей ситуации можно отыскать хоть зернышко здравого смысле, – грустно усмехнулся Стюарт.
– Я не утратила способности рассуждать здраво, – ответила Верити. Ложь лишь отчасти. Больше чем наполовину.
– Тогда позвольте положиться на ваш здравый смысл. Свой я оставил в конторе. Или в Фэрли-Парк.
Верити склонила голову. Ванная была тесная, они стояли почти рядом. Свет от свечи показался ей невозможно, неприлично ярким.
– Что ж, мадам, ваша ванна готова, – сказал Стюарт без дальнейших предисловий.
Верити проглотила стоящий в горле ком. С кухни она направилась к себе, обтерлась губкой, а потом приняла решение, которое, несомненно, демонстрировало всю глубину ее морального падения, – накинула халат прямо на голое тело. Теперь ее рука сжимала завязки пояса. Верити окунула в воду палец – вода была горячей, именно такой, как ей нравилось. Вздохнув, распахнула халат и сбросила его на пол.
От его судорожного вздоха заколыхался пар, наполняющий комнату. Верити нагнулась, ухватилась руками за край ванны, подняла ногу и шагнула в воду. Она стояла к Стюарту боком, однако была совершенно уверена, что он все видел – грудь, ягодицы, лобок.
Забравшись в ванну, Верити села, глядя в стену перед собой, не осмеливаясь взглянуть в лицо Стюарту. Он пробормотал:
– Вы меня просто убили.
Слабая улыбка смягчила ее плотно сжатые губы.
– Вы отлично умеете заставить немолодую женщину чувствовать себя привлекательной.
– Немолодую? Сколько же вам лет? – спросил Стюарт после недолгого молчания.
– Тридцать три.
– Не так уж много.
– Не так уж мало.
– У вас прекрасное тело.
Ее сердце так и подскочило. Стараясь не выдать волнения, Верити наконец повернулась к Стюарту:
– Просто вы давно не спали с девятнадцатилетними женщинами.
Сначала он был шокирован ее прямотой, но потом тихо рассмеялся:
– Не то чтобы давно. Кажется, вообще никогда. Потом его взгляд снова посерьезнел.
– Позвольте увидеть ваше лицо.
– Нет. – Верити испуганно поправила маску.
Должно быть, на лице Стюарта отразилась тоска, сжавшая ему сердце. Он быстро отвернулся, но Верити успела заметить разочарование в его глазах.
Она поняла, что мужчина, живший в ее сердце, был не столько Стюартом Сомерсетом, сколько идеалом, который она себе вообразила и лелеяла долгие годы. Настоящий Стюарт Сомерсет оставался для Верити загадкой и не раз разочаровывал ее, потому что ничем не напоминал бесстрашного любовника, которого она никак не могла забыть. Он был человеком, который следовал – рабски следовал – установленным в обществе правилам поведения.
Иногда Верити задавалась вопросом – может быть, ее так тянет к нему, потому что она не в силах принять тот факт, что ее любовь была ошибкой – прекрасной, но тем не менее огромной ошибкой, определившей ее дальнейшую жизнь?
Сейчас, когда она смотрела на Стюарта, с ее сердцем происходило что-то странное. Подскочило, сжалось в комок, замерло, застучало громче обычного. Верити начинала влюбляться в сидящего перед ней мужчину, который никогда не приласкает, не поцелует ее и не женится на ней.
– Не возражаете, если я закурю? – спросил он. Верити покачала головой.
Он встал и прикурил от огарка свечи. Их глаза встретились. Стюарт стоял совсем близко и наверняка мог подробно ее рассмотреть, даром что свет был совсем тусклый, а вода ходила рябью, отражая огонь свечи. Подтянув ноги, Верити обхватила колени руками. Стюарт улыбнулся покорной и понимающей улыбкой.
Он выбил сигарету о чашу подсвечника, используя ее вместо пепельницы.
– Где вы научились так готовить?
– В доме маркиза Лондондерри, – ответила Верити, мгновенно сообразив, что проговорилась.
– Значит, не в Париже? – Он использовал ее промашку. Теперь можно было не врать – дело уже сделано.
– Нет, на кухне у Лондондерри, под руководством великого, но малоизвестного шеф-повара месье Алджернона Давида.
Стюарт кивнул.
– А как вы оказались у Берти?
– Месье Давид работал несколько лет у Берти, пока его не прибрала к рукам маркиза Лондондерри. По крайней мере так говорил Берти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97