Представил себе, как Берти кувыркается с собственной кухаркой – подумать только, кухаркой, которая, вероятно, раза в три его толще и безобразна, точно дно ее любимой сковородки. Как низко пало божество!
– Мадам Дюран все еще здесь?
Потом языки перестали молоть, и много лет все было тихо. Как предполагал Стюарт, Берти опомнился и велел мадам Дюран собирать вещички.
– Да, сэр. Мы рады, что она осталась у нас. Ее искусство бесподобно.
Стюарт не обратил особого внимания на скрытый упрек в словах дворецкого. Должно быть, эта мадам Дюран самая паршивая овца среди слуг во всей Британии, ненасытная любовница, которая – говорили ему – приохотила Берти к извращениям с использованием скалки и взбитых сливок.
Верити Дюран готовила так, что ее блюда были прелюдией к обольщению, словно она продала душу дьяволу за то, чтобы простая репа в ее руках заставляла дрожать от желания язык. Неудивительно, что Берти не нашел сил сопротивляться. Берти, который еще мальчиком вошел во вкус застольных наслаждений, предаваясь им серьезно и страстно, подобно тому, как другие предаются охоте или скачкам – а также юриспруденции и политике.
– Так ли необходимо беспокоить мадам Дюран из-за простого сандвича?
– Когда мадам отпускает кухонную прислугу на ночь, все просьбы поступают к ней, сэр.
Стюарт хотел сказать, что сандвич мог бы принести мистер Прайор или один из лакеев. Было, однако, ясно, что такая мысль даже не приходила дворецкому в голову. Слишком давно Стюарт не жил в доме с большим штатом прислуги; забыл о строгом разделении труда в соответствии со служебной иерархией. Лакей будет оскорблен и скандализован, если попросить его поработать на кухне. Не меньше будет шокирована мадам Дюран, если отправить ее сопровождать будущую миссис Сомерсет в город, чтобы нести за ней покупки.
– Что ж, очень хорошо, – сказал Стюарт, сдаваясь. Голос, однако, выдавал в нем некоторую тревогу.
Комнаты слуг, как правило, находились на верхних этажах здания; Верити не была исключением. Как и положено прислуге высокого ранга, она имела в своём распоряжении гостиную и спальню. Комнаты были невелики, однако размеры спальни позволяли соблюдать достаточную приватность, а в гостиной хватало места, чтобы приглашать кого-нибудь из слуг на чай или изредка на партию в карты.
За тринадцать лет жизни в Фэрли-Парк Верити превратила скудно и убого обставленные комнаты в удобное и красивое обиталище – настоящий дом. Диван с розовой шелковой обивкой, на котором она сейчас сидела, выслушивая просьбу мистера Сомерсета в изложении Дикки, достался ей, когда Берти решил поменять обстановку террасы. К дивану прилагались два изящных столика и ореховый секретер; щедрое предложение Берти очень польстило Верити Дюран, предвещая тот самый день, когда он внезапно поцеловал ее, прервав обсуждение сравнительных достоинств лукового и беарнского соусов.
Остальные предметы обстановки не уступали мебели в показной роскоши. Обои – серебряные королевские лилии на лазурном фоне – могли бы украсить собой гостиную преуспевающего лондонского торговца. Ее ковер, более насыщенного голубого цвета, был соткан руками юных турчанок – теперь они, вероятно, были уже столетними ведьмами. На приставном столике возле двери, под овальным старинным зеркалом, в котором едва умещалось лицо хозяйки, стояла ваза с подснежниками. Садовник принес их ей в обмен на коробку печенья «Мадлен», шепнув, что они восхитительны, словно первый день весны, и просто кружат голову.
Скорей бы Дикки ушел. Ей не терпелись оборвать лепестки, растоптать цветы в бурую кашу босыми ногами!
Верити была просто разъярена. Как странно, неужели она способна злиться на него? Ведь много лет она думала о нем не иначе как с пылким обожанием, которое была готова сложить к ногам прекрасного божества.
Но может быть, она злится скорее на себя за собственный жестокий провал? Вообразила, что овладела колдовством в достаточной мере, чтобы уничтожить злые чары, которые отняли у него все оттенки вкуса, кроме серых.
Верити Дюран попыталась мыслить рационально. Если ему не понравился приготовленный ею обед, что ж, значит, не понравился. Ничего личного. И разумеется, он вовсе не хотел обременить лично ее приготовлением сандвича. Она давным-давно завела привычку лично заботиться о поздних трапезах Берти, ведь многие из ее подчиненных начинали трудовой день в шесть тридцать утра.
Просто ему не позволялось иметь недостатки обычного человека. Она хранила в памяти безупречный, божественный образ. Ради этого воспоминания вела жизнь скромную, благочестивую и безгрешную. Она все еще…
Верити встала, подошла к секретеру и извлекла лист писчей бумаги.
– Будьте добры, подождите минуту, – попросила она Дикки, отвинчивая колпачок авторучки.
Когда лакей вошел в библиотеку, в руках у него вместо подноса с едой был сложенный листок бумаги, а на лице застыло испуганное и озадаченное выражение, какое Стюарт уже видел сегодня у Прайора. В чем тут дело? Почему все, связанное с приготовлением еды или кухаркой, заставляет челядь судорожно хвататься за нюхательные соли?
Нацарапанная по-французски записка не внесла особой ясности.
«Дорогой сэр!
Обед в этом доме подается в половине восьмого. Если я растратила все силы в битве при Ватерлоо, не стоит ожидать, что я выиграю сражение под Лейпцигом одним взмахом шляпы.
Обед сервируется в столовой. Усилия многих поколений были положены на то, чтобы построить, содержать в надлежащем порядке и совершенствовать коридор между кухней и домом. Многие годы учения и тренировки потребовались для выработки слаженности действий прислуги в доме и на кухне, чтобы блюда появлялись на столе с пылу, с жару, доведенные до кулинарного совершенства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97