И Кореньков, понимая бесполезность претензий, спорить не стал, сказал с дипломатической будничностью. – Я к Борьке Авдееву, задачку проверить надо.
– Не опаздывай к ужину, – велела мать.
Кореньков схватил свою сумку, вытряхнул из неё книжки, взял в руки кораблик и сунул его вместо них.
Горели вечерние огни. Светились окна в домах. Шагали прохожие, и шёл по улице Кореньков, таща на плече бокастую сумку.
Вечерами квартира 89 в доме 23 по Гвардейскому переулку оживала. И в этот вечер на кухне как всегда горели все четыре конфорки газовой плиты, лилась из крана вода, возились каждая у своего столика две соседки – громкоголосая, пышная Валентина и совсем молоденькая, похожая на девочку, темноволосая и темноглазая Нина.
– Вот, трески купила. Пожарить или отварить? – раздумчиво говорила Нина, разрезая на куски белые тушки рыбы.
– Треску хорошо заливную, – поучала Валентина.
– Да не умею я, – оправдывалась Нина.
– А чего тут уметь? Было бы хотенье. Все вы такие – нынешние. Всё бы вам поскорей да полегче. – Валентина и сама была совсем не старая и даже не пожилая, всего лет на десять постарше Нины, но о молодых всегда отзывалась с пренебрежением многоопытного человека.
– А мы вчера с Сашей в кино были, – не обращая внимания на воркотню Валентины, мечтательно говорила Нина, – хороший фильм. Она его любила, а он уехал и не писал, а потом…
В кухню заглянул долговязый парень.
– Нин, я пришёл.
– Очень приятно! – не без иронии приветствовала его Нина.
– Нин, ты того, мне ведь в институт надо, – жалобно сказал парень.
– Вот и делай тут заливную! – пожаловалась Нина соседке, торопливо бросая рыбу на сковородку. – Можешь тарелки ставить! – крикнула она вдогонку своему молодому супругу.
Саша потопал в свою комнату, а в кухне продолжался прерванный его приходом разговор.
– Любила! – говорила Валентина. – Надо смотреть, кого любишь, а то она любила, а его и след простыл. Да я бы его…
– Нет, он не потому… Просто геологическая партия, в которой он находился… – Нина не успела рассказать, что произошло в геологической партии, где находился человек, которого любила очень хорошая девушка. В коридоре послышался звонок. Звонили один раз. К Валентине надо было звонить два раза, к Нине – три. Поэтому ни одна ни другая соседка не спешили открыть дверь. Валентина только сказала:
– К кому бы это? Вроде к старухе некому.
Дверь никто не открыл, и звонок в коридоре прозвучал снова. Теперь звонили два раза.
– К нам, что ли? – проговорила Валентина. Она и теперь не оторвалась от своих кухонных дел. Зато муж Валентины, Фёдор, мужчина средних лет с намечавшейся лысиной, одетый по-домашнему в старый тренировочный костюм, пошёл открывать. На площадке стоял Кореньков.
– Анна Николаевна дома? – спросил он, без приглашения шагнув в квартиру.
– Анна Николаевна? – удивился Фёдор. – Дома. Где же ей ещё быть? Последняя дверь налево.
– Я знаю, – сказал мальчишка и зашагал по коридору.
– Фёдор, к нам, что ли, кто? – закричала Валентина из кухни.
– Да нет, к старухе какой-то мальчишка.
– Какой мальчишка? – закричала Валентина, но Фёдор уже ушёл в свою комнату.
– Посмотрел бы, что за мальчишка, – проворчала Валентина не то Нине, не то сама себе. – У одних вот так же пришёл мальчишка, а потом квартиру обчистили.
– Гарнитур ваш не утащат, – засмеялась Нина. – А утащат – свободней будет, а то всю комнату забили, повернуться негде.
– Тебя что, опять прислали? – не очень любезно спросила Анна Николаевна, когда Кореньков появился на пороге её комнаты.
– Не, – сказал Кореньков. – Я сам пришёл.
– А зачем?
– В гости.
Казалось бы, подумаешь, какое дело: зашёл в гости человек, и даже не человек, а так, полчеловека – мальчишка. Но к старой женщине Анне Николаевне Полуниной уже много лет не приходили гости.
Кореньков стоял у дверей, а глаза его смотрели на кораблик, возвышавшийся на этажерке.
– Ну, чего стал, проходи, – сказала Анна Николаевна.
Кореньков, как был, в пальто и ушанке, подошёл к этажерке, вынул из сумки свой самодельный неуклюжий кораблик и поставил его рядом с фрегатом.
– Это ты зачем? – почти вскрикнула Анна Николаевна.
– Просто так, – сказал Кореньков.
Вряд ли можно сказать, что Анна Николаевна обрадовалась приходу гостя. А может быть, обрадовалась. Немного. А может, и в самом деле обрадовалась. Когда-то в этой просторной комнате часто бывали гости. Приходили друзья и знакомые Анны Николаевны и её мужа, Фёдора Алексеевича. И Павлика. Тогда в этой комнате всё вроде бы было, как сейчас. На том же месте стояла кровать с тускло блестящими металлическими спинками, и кушетка возле этажерки, и круглый стол посередине. Всё было так и было по-другому. Потому что в этой комнате была другая жизнь. Удивительно прекрасная! Нет, когда она была – та жизнь, она вовсе не казалась прекрасной. Казаться прекрасной она стала потом, когда её уже не было. И наверное, именно поэтому Анна Николаевна запретила себе вспоминать о ней. Приход незваного гостя всколыхнул давно забытое. Гостей, как известно, принято угощать. Анна Николаевна не то чтобы подумала об этом. Получилось само собой. Она взяла чайник, вышла на кухню, налила в чайник воды, велела Валентине:
– Убери свою кастрюлю! Это моя конфорка!
– Ну до чего же вредная старуха! – в сердцах сказала Валентина. – Целый день сидит, как сова, в пустой квартире, хоть всё четыре конфорки занимай! Так нет. А теперь, когда люди пришли с работы, она тут как тут.
– Ну, чего раскричалась? У меня гость! – не без гордости сказала Анна Николаевна.
– Гость у неё! – фыркнула Валентина, но кастрюлю свою с конфорки сдвинула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34