Поверить нельзя. И это всего лишь начало. Потом он при помощи эхолотов сделал карту местности и вычертил схему осушения. И на десерт – спроектировал Ковчег.
– Не пойму как-то, а в чем он провинился? Я думал, Лавспун в восторге от этой идеи. Он что, пытался присвоить себе мальчишкину славу?
Иоло покачал головой и вздохнул:
– Кантрев-и-Гуаэлод тут ни при чем. Само собой, Лавспун был в восторге от проекта; он велел оказывать Мозгли всяческое содействие. Не то чтоб оно тому требовалось. Но как-то однажды мальчишка сменил курс. Ни с того ни сего. Пришел – глаза блестят, да так безумно, что даже сильнее, чем раньше. Начал работать в совсем другой секции Музея. Сказал, что у него новая идея, что он на пороге шедевра.
– А учитель валлийского это не одобрил?
– Паренек мне велел ничего не говорить Лавспуну – это, мол, сюрприз. Но учитель все равно прознал.
– И тогда-то они посадили пятно на корсаж?
– Это был не корсаж, а редкостное утягивающее боди из крепдешина цвета чайной розы.
– И какой же была новая область его исследований? На что он переключился?
Сиденье басовито перднуло – Иоло повернулся ко мне. Свет отражался в печальных лужицах его глаз.
– Я тебе расскажу. Только не проси ничего объяснять, потому что даже теперь…
Он примолк.
– Ну же.
– Даже теперь я не имею понятия, что плохого было в этом новом…
Снаружи что-то послышалось. Музейный смотритель замер, его челюсть отвисла. Я быстро протянул руку, взял его за плечо. Чтобы подбодрить. Но было слишком поздно. Безумным оцепеневшим взглядом уставился он куда-то мимо моей головы. Я обернулся и увидел там, в кромешной ночи, где-то на самом пороге различимости, темные фигуры. Похожие на ворон или, точнее, на женщину в плаще, с которой я схватился днем.
– Ублюдок! – завопил Иоло, сбрасывая мою руку. – Смрадный двуличный подонок!
Он распахнул дверцу машины и бросился в ночь. Когда я выскочил из машины, и он, и таинственные фигуры Уже исчезли.
* * *
Давно перевалило за одиннадцать, когда я забрал Амбу и отравился в Аберистуит. На самом выезде из Лланрхистида на полном ходу нам навстречу пронеслась «скорая». Дороги были пустынны, и она просвистела сквозь темноту полей, как голубая пульсирующая стрела. Впрочем, спешка оказалась излишней. Иоло Дэвис уже был мертв.
Глава 11
Иа разглядывал пуговицу через увеличительное стекло – как, бывало, на спор искал мяч на «волшебной картинке».
– Да-с, – произнес он. – Они самые.
– «Лига Милостивого Иисуса»?
Он кивнул.
На первый взгляд обычная черная пластмассовая пуговица, каких много: такие пришивают к старушечьим пальто. Но, присмотревшись повнимательнее к отверстиям для нити, можно было увидеть, что они расположены иначе. Два больших круглых, снизу – одно треугольное, а под ним – прямоугольное. Кроме того, и форма пуговицы была не идеально круглой, – по обеим сторонам шли углубления, отчего она смутно напоминала картофелину. Пришитые к плащу, эти штуковины не бросались в глаза. Но на свету виделось сразу: это череп. Иа отдал мне пуговицу поверх лоснящейся спины Генриетты. Я оперся руками на Генриеттино седло, ослица терпеливо стояла, глядя за леера в морскую даль.
Судя по газете, Иоло Дэвиса нашли у подножия скалы. Сорванный дерн на краю обрыва показывал, где он по трагической случайности потерял равновесие. Повреждения целиком и полностью соответствовали картине падения со скалы, и никакого криминала. По крайней мере, по официальной версии.
– Не те старые кошелки, что раздают брошюрки под дверью «Мулена», – продолжил Иа. – Эта пуговичка принадлежит большим девочкам: из МИКРы.
– МИКРы?
– Что-то вроде тайного подразделения коммандос; элитный отряд, набранный из бывших пехотинцев. Название происходит от первых букв слов «Милостивый Иисус Карает Разврат».
Я присвистнул.
– Официально их не существует.
– И я их вывел прямо на него.
Он усмехнулся:
– Что проку себя винить? Они добрались бы до него рано или поздно; так бывает всегда.
– Мне нужно было быть осторожнее.
– Нет, Луи! – неожиданно резко оборвал меня отец. – Он попал в их список, значит, уже был обречен. Вопрос времени. Смирись с этим.
– Как их можно найти?
– Никак нельзя. В смысле – не получится. Или не стоит.
– Ты же понимаешь, что надо.
– Никто не знает, кто они и где они. Их даже почтальон обслуживает с завязанными глазами.
– Ну, папа…
– Да тебе-то вообще какое до этого дело? Думаешь, этот малый, Эванс-Башмак, того достоин?
– Он тут ни при чем, ты же знаешь.
– Что же тогда «при чем»?
– Много чего.
Отец замолчал, погладил Генриетту по гриве и сказал, словно бы умывая руки:
– Что ж, полагаю, ты возьмешься их искать, что тебе ни скажи. Но не бери на себя вину за смерть Дэвиса. Если уж на него нацелилась МИКРа – он был живой труп. И никак иначе.
* * *
Благообразный белобородый дядюшка преклоняет колена у кромки прибоя и, прищурясь, глядит в морскую даль. Вокруг него собираются дети. Дядюшка говорит:
– Здесь, под этими неутихающими водами, – наша земля. Добрая, тучная земля. Земля, где наш народ сможет жать и сеять, где смех наших детей разнесется в серебре дня…
Амба Полундра взяла дистанционку и выключила телевизор.
– Что за собачатина!
– Тихо-тихо! Незачем так выражаться.
– Да кто вообще захочет ехать в Кантрев-и-Гуаэлод?
– Похоже, очень многие.
– Зачем тогда рекламу крутить по телевизору? – Она бросила пультик на диван и принялась расхаживать по конторе, загибая пальцы. – Пункт первый: Мозгли замыслил план возрождения Кантрев-и-Гуаэлода. Лавспун пришел от затеи в восторг. Пункт второй: Мозгли начинает какие-то другие исследования.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63