Полицейские в форме еще не оправились от грохота взорвавшейся сферы, и не слышали его. Темные костюмы же, казалось, заботило только одно – скорей протолкнуться через музыкантов на платформу. Мортимер рванул вперед, и Скуппи схватил его за лацкан.
– Хватай их!
Энджи говорит, что внезапное исчезновение «Шикарных Свингеров», мельтешение «Городских Красавиц» и тревога в рядах технического персонала поставили публику на грань какой-то массовой реакции. Что-то повисло воздухе – а именно, ощущение близкой опасности, будто каждый мог в любую минуту провалиться сквозь землю, пасть жертвой Великого нью-йоркского обвала. Кое-кто из мужчин поднялся с места и оглядывал зал, намечая путь к бегству, капельдинеры в дверях нерешительно дергали себя за бабочки. Женщины цеплялись за сумочки, готовясь к тому, что может произойти в следующую минуту.
И тут из-под сцены грохнула взорвавшаяся сфера. Все здание сотряс глухой удар. Затем последовал затихающий диссонанс: смесь далекого колокола и резонирующего столового стекла. Пять тысяч человек вскочили на ноги и повернулись к проходам. Началось паническое бегство.
Многие будут спорить – или согласятся, – что успех в шоу-бизнесе бывает не столько от избытка таланта, сколько от верного чувства момента, от умения видеть возможности и пользоваться ими к своей выгоде. Знаменитости в интервью иногда обнаруживают скромность и называют эту способность удачей.
Другие скажут еще, что бунты и волнения – явления эфемерные. Как легко они вспыхивают, так же легко их пресечь. Катализатором в обоих случаях часто бывает какой-нибудь пустяк: крик, автомобильный сигнал, вспышка света. В переполненном «Савое» сцена для давки и трагедии уже была готова.
Два прожектора прицелились в воздух над сценой. Два ярких белых луча ударили сзади, и в этот решительный поворотный момент все глаза метнулись от дверей к сцене. На невидимых проволоках, одетые в костюмы бабочек, медленно спускались мастера иллюзии: Гленн и Келлер.
– А теперь – наш новый фокус… – загремел густой голос Келлера.
Мортимер полез в карман.
Мы с Николасом, уставившись на отряд, спускающийся по ферме, пятились в угол, выискивая путь к бегству, которого не было.
В руке Мортимера блеснуло что-то серебристое, и в следующий миг это серебро сверкнуло на запястьях Скуппи.
Наручники.
Удивленный вопль Милнера разнесся по комнате, как звон водородной сферы, челюсть отвисла, будто губа разводного ключа:
– Нет, Мортимер! Их, не меня!
Мортимер вынул из кармана что-то еще, на этот раз – золотистое: то была бляха, которую он выставил напоказ, сунув в нагрудный карман пиджака.
– Но… – Милнер с надеждой посмотрел на Цильцера и копов. В ответ получил только беглые взгляды служак, в уме уже заполняющих бумаги.
– Извини, Скуппи, вечеринка закончилась, – хрюкнул Мортимер. Он махнул электрикам на лестнице, и те через секунду были у щитка: бросая на нас злобные взгляды, ставили сцену на место. Лишь только все платформы выстроились по местам, рокот смеха и рукоплесканий в зале стих.
Отряд темных костюмов заполнил один из лифтов, неся сферы, обернутые в большие белые подушки, стянутые клейкой лентой. Мортимер вытянул руку:
– Вы, двое. Давайте сюда.
Потом обернулся к детективу Цильцеру и перекинулся с ним парой слов. Полицейские надевали наручники на остальных членов банды.
– Он – коп. – Николас, подходя к лестнице, недоуменно качал головой.
– Не может быть, – сказал я, поднимая за гриф гитару. – Этот громила? Совсем не тот тип.
Николас помахал пальцем перед моим носом:
– Гарт, твоих знаний о типах не хватит, чтобы наполнить мочевой пузырь воробья. Или даже поползня.
Мы поднялись и остановились перед необъятной Мортимеровой спиной, загородившей нам проход. Мортимер что-то недовольно толковал Цильцеру. Когда он наконец обернулся, его круглая рожа сморщилась в недовольной гримасе, щетина на шее и белый шрам на лбу встопорщились. В тот момент я понял, что это Мортимерову спину я видел в участке, когда давал показания Цильцеру. Мортимер поглядел на нас, как на пару мушек, барахтающихся в его банановом десерте:
– Из-за вас, клоунов, все едва не полетело к ебеням. – Он глянул туда, где несколько темных пиджаков укладывали две оставшиеся сферы в выложенный пенопластом чемоданчик. – И у нас нет Пискуновой сферы.
Я посмотрел на его бляху. На ленте внизу было написано «Федеральный агент». А наверху стояло «AHB», что могло означать все что угодно, включая «Ассоциацию Нумизматов-Ботаников». Вот только я не заметил на его языке никаких следов от марок.
– Что все это значит? – взревел Скуппи.
– Тайный сговор, терроризм, – прорычал Мортимер. – И должен посоветовать тебе держать варежку закрытой, пока не прибудет твой адвокат, Милнер.
Как нашкодившие детишки, мы с Николасом смотрели в пол и копошились в карманах.
– Я только разыскивал Букермана, – пожаловался Николас. – И если бы эти шутники в клетчатых смокингах не…
– Заткнись, – загремел Мортимер. – И слушай сюда, Палинич: Букерман умер. Да, скорее всего, Роджер Элк и Милнер убили его, когда прослышали про сферы и про то, что с ними можно делать. Но не думаю, что ты сможешь это доказать, и тем более – выручить деньги страховой компании.
– Да, но я видел его в ванне с грязью, – вмешался я. – Он был лысый и…
Мортимер протянул ручищу к Скуппи и сгреб его за волосы. Раздался звук рвущейся ткани и визг, Милнерова накладка – высоко забравшаяся мочалка – слетела и упала мне под ноги, будто клочья волос на полу в парикмахерской. Никаких объяснений не последовало, но мне, при моей гениальности, они были не нужны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66