Действительно с ним кокетничала, а потом попыталась утащить его под воду наяда, или все это ему лишь померещилось? Как бы то ни было, при одном воспоминании о случившемся его пробирала холодная дрожь, и с тех пор Эрритен взял себе за правило - никогда подолгу не смотреть на воду.
И вот сегодня забыл об этом, просто начисто из головы вылетело.
За спиной послышался шорох. Эрритен обернулся и увидел, что пленник изгибается всем телом, пытаясь освободиться от пут. Пора снова «успокоить» его. Эрритен убрал остатки сыра в мешок и встал. Внезапно неизвестно откуда пришло сильное желание взглянуть на воду, хотя бы мельком, но он преодолел его и медленно побрел туда, где лежал Ален.

-2-
Ночь, как всегда, наступила внезапно. Вот только что это были даже не очень густые сумерки, лишь чуть-чуть размывающие контуры деревьев, и вдруг почти сразу все вокруг утонуло во тьме. Ее усугубляло и то, что луна и звезды сегодня лишь изредка выныривали в просветах между быстро скользящими над головой лохматыми облаками, похожими на стелющиеся по ветру конские гривы.
Дорога, однако, по-прежнему как будто слабо светилась под ногами, и потерять ее было невозможно. Эрритен скакал, скакал и скакал - с таким ощущением, точно этому не будет конца. Внезапно его ноздри затрепетали, ощутив знакомый запах. Он казался бы приятным, если бы не был таким насыщенным. Апельсиновая роща, слава Богине! Значит, он уже почти у цели.
Эрритену уже пришлось однажды побывать на этой стороне острова. Уйдя из родного гнезда, сюда переселились его Брат Рей и Сестра Присса, и когда Хиву вздумалось навестить их, Эрритен, конечно, сопровождал его. Он отлично запомнил эту огромную апельсиновую рощу, растущую на самых подступах к одному из селений чернокожих, потому что никогда прежде не приходилось ему видеть столько апельсиновых деревьев сразу. Целый лес, и на каждом дереве висели тысячи мелких зеленоватых плодов.
Еще больше их гнили под ногами, наполняя воздух таким острым ароматом, что, впервые ощутив его, Эрритен неудержимо расчихался. Сейчас, по счастью, дело ограничилось лишь слабым щекотанием в носу.
Совсем скоро после того, как он углубился в апельсиновую рощу, тихий голос за его спиной прошелестел:
- Господин…
И тут же лошади остановились. Едва различимые тени метнулись впереди и по сторонам дороги. Темнота, как это обычно бывает, только поначалу казалась полной, и привыкшие к ней глаза Эрритена различили, как впереди на тропе припали к земле три коленопреклоненные фигуры; вот они были непроницаемо черны.
Здешним жителям еще в прошлый приезд Эрритена было сказано, что он - один из Пауков. Они восприняли это на веру, как все, исходящее от Детей Богини, и, не задаваясь никакими вопросами, проявляли к нему точно такое же почтение, как и к остальным своим господам.
- Встаньте, - приказал Эрритен, и чернокожие тут же поднялись с колен.
Теперь, когда он был совсем рядом со своими, ему страстно захотелось одного - скорее, скорее увидеть их всех, почувствовать родной запах, оказаться, наконец, не во вражеском стане, а среди тех, кто рад ему, кто понимает его боль и разделяет ее. Может быть, именно этого в последние дни ему недоставало даже больше всего. Узнав, что Дети Богини погибли, люди радовались, а не скорбели, и их ликование не только рождало ненависть, но и многократно усиливало боль.
Лошади снова двинулись дальше. Вскоре деревья расступились, и Эрритен увидел далеко впереди площадь одного из селений, окруженную длинными одноэтажными домами, похожими на сараи. Эрритен знал, что все они стояли на уходящих глубоко в землю каменных фундаментах, а их сделанные из плотно пригнанных стволов бамбука стены изнутри были затянуты узорными циновками, сплетенными из пальмовых листьев и искусно раскрашенными. Точно такие же циновки прикрывали от дождя и плоские крыши. Окна были совсем крошечные, прикрытые ставнями, тоже сплетенными из пальмовых листьев.
Каждый из таких домов предназначался для одной семьи, хотя здесь под словом «семья» подразумевалось не совсем то, что на другой стороне острова, у белых людей, среди которых до сих пор протекала его жизнь. У чернокожих в семью входили не только ее глава со всеми своими женами и детьми, но и женатые сыновья с их собственными отпрысками, а иногда и взрослые внуки. Здесь не было принято обзаводиться своим домом по собственному желанию; за очень редкими исключениями, отделение происходило по требованию главы семьи. Таким образом, в одном доме жило иногда до пятидесяти человек, если не больше, но это никого не смущало и не тяготило. Так было проще, удобнее и, главное, привычнее.
Эрритена, конечно, такая жизнь - по его понятиям, почти скотская - ни в коем случае не устроила бы. Однако, поселись он здесь, у него такой проблемы и не возникло бы, потому что в этой части острова Дети Богини не жили вместе с людьми.
Посреди площади горел большой костер, стояли котлы с напитками и едой, ходили и сидели на корточках люди. Все это Эрритен увидел лишь мельком и издалека, потому что лошади, ведомые чернокожими проводниками, двинулись в обход селения. Вскоре слева открылся вид на пологий песчаный берег и залив Плачущих Жен, названный так из-за окаймляющих его огромных каменных столбов, которые и впрямь напоминали унылые женские фигуры, в особенности, издалека. Как будто Жены, стоя по колено в воде и с неизбывной тоской глядя на расстилающийся перед ними безбрежный океан, оплакивали своих мужей, которые ушли туда и не вернулись.
Пройдя по краю залива, тропа резко свернула вправо, и вскоре в неверном лунном свете Эрритен увидел уходящую в небо молчаливую и темную каменную громаду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87