— Ну, убедился?
Более того, оказалось, что коробку нельзя снять с наковальни. Рона это совсем добило: он стоял, выкатив глаза и приоткрыв рот. Пробормотал:
— Ну и мощность…
— А малость я обсчитался, — самодовольно сказал Умник. — Ну как, папаша, пробуем на живом объекте?
Он поднял руку с пультиком, навел на машинку и затем как нечего делать вынул ее из коробки. Амалия села, огромными глазами глядя на своего мужчину: всякие у нее были, но ни один не умел творить чудеса. Видимо, именно в этот момент рыжая Амми, охотница, поняла, что попалась, что угодила в ловушку, что нипочем с этим мужчиной не расстанется.
Чудеса, однако же, продолжались. Берт передал пультик Рону, сел на табурет около верстака, расстегнул брючный ремень и приторочил машинку к поясу — Рон при этом делал странные жесты, как бы порываясь ему помочь. Или предостеречь — непонятно. Затем Амалия увидела то, что до нее видели только Нелл и Лойер. Умник всей тяжестью рухнул на пол с высокого табурета, причем рухнул бесшумно, как до того машинка, и реакция Амми была такой же, как у Нелл: Боже, как же он расшибся! А он — заржал, как жеребец.
— Совсем не больно?! — вскрикнул Рональд.
— Ты же видел расчеты, балда… — величественно сказал Умник (если слово «величественно» применимо к человеку, лежащему плашмя на полу). — Отключи игрушку.
Рон щелкнул пультиком и, глядя, как Умник встает, опираясь на табурет, выдавил из себя длинную фразу:
— Подошвы у тебя резиновые, а если голыми ногами на металлическом полу… — и стал разуваться.
Амалия на всякий случай отошла в сторону и села, ухватившись за край верстака. Ее поразили глаза Берта — она таких еще не видывала: остановившиеся, словно повернутые внутрь.
— А пробуй! — вдруг пробасил он и стал поспешно перестегивать машинку на пояс Рону. — Включаю!
— Пол… холодный… — ответил Рон и осторожно пошел. Когда он проходил мимо Амалии, она ощутила, как под нею шевельнулся табурет.
— Идешь! — даже не сказал, а прорычал Умник. — Умничка ты моя косолапая!! Гениально! А я-то! Не допер!
Рон счастливо улыбался. Дошел до верстака электриков и там внезапно грянулся на пол — во весь рост, причем вместе с ковриком, который словно прилип к его пяткам.
Надо отдать должное Амалии; она вскрикнула только теперь. Но с Роном ничего не случилось, он спокойно прокомментировал :
— Нормально — коврик… Резиновый.
— Вставай, обувайся! — приказал Умник, — Пошли в тир, живоглоты.
Сказал он это весело и живо, но она видела, что он все еще погружен в себя, в свои соображения какие-то, ей абсолютно недоступные. И вдруг — наверное, впервые в жизни — Амалня ощутила свою малость, свое ничтожество, что ли, и ощушение это было невыносимо сильное, так что пришлось его прогнать и сказать себе строго: слушай, Амми, ты даешь ему такое, чего у него, старого бабника, никогда еще не было, — это он сам говорит и не врет, он в жизни не унизится до такой лжи, гордый Берт, ему невозможно признать над собою чью-то власть, а еслион все-таки унизился, солгал — и не раз уже солгал, — то забрало его крепко, это ты его забрала, Амми. И никому не отдашь.
— Я тоже хочу попробовать, — сказала она. — Дайте мне тоже, жадные вы люди.
— Потом., — сказал Берт.
— Сейчас, — сказала она.
Эйвон, видимо, понял: глаза перестали смотреть внутрь, он улыбнулся и ответил:
— На, пристегни… Разуйся, так спокойней.
Она будет помнить это до конца жизни — как почти неслышимо вздрогнула машинка на поясе и как она подумала: что бы самой придумать такое — и ударила рукой по верстаку, в первый раз осторожно, потом изо всех сил, и ничего не ощутила, ровным счетом ничего. Тогда Амаляя закрыла глаза и заставила себя упасть, не сгибаясь. На этот раз она что-то почувствовала — словно воздух на долю секунды сгустился и легонько сжал ее, и неприятно встряхнулось что-то в животе. И всё. Плечо и бедро, на которые она падала, ничего не ощутили. Тогда она осторожно стукнула лбом об пол и оказалась права, что состо-ожничала: этот удар был почему-то ощутим.
Сейчас же около нее очутился Берт, Спросил:
— Чувствительно?
— Ага.
— Оторви обе ноги от пола. Еще раз пристукни головой… Как?
— Теперь не чувствуется.
— Все правильно! — провозгласил он. — Вставай.
Он подал ей руку, она ухватилась за нее, но не ощутила. Словно ухватилась за воздух… нет, этого нельзя было передать — она сжала пальцы, и Берт внезапно, рывком освободился и потряс своей ручищей. Глаза у него опять стали глубокие, повернутые внутрь. Он пробормотал:
— Ну и ну…
— Что? — спросил Рон,
— Об этом я не подумал. Как стальная перчатка…
Амалия поднялась сама и жестом попросила, чтобы отключили эту дьявольскую машину. Сняла ее с пояса и, застегивая ремень, не могла оторвать взгляда от пряжки — модной массивной серебристой штуковины: магазин «Гэп», полсотни долларов отдала за этот пояс. Она словно ждала какой-то пакости от пряжки: почему бы и нет, если другая железка, только побольше, может вытворять такие жуткие штуки с ее телом? Амалия передернула плечами и сказала:
— Что, пойдем в тир?
Умник принял у неё машинку, завернул в обтирочную салфетку, и они пошли через двор к старому дому — команда Томаса устроила там тир на чердаке. (Эти ребята были настоящие профи: по часу минимум в день разминались и ежедневно упражнялись в стрельбе на бегу. Привезли с собой пистолеты с глушителями, несколько ящиков патронов, съездили куда-то за мешками с песком и оборудовали стрельбище по всем правилам. Умник и Амалия тоже ходили туда вечерами, колотили по мишеням, раскачивающимся на проволочных подвесках.) Когда Берт, Амалия и Рон подошли к кухонной двери, из-за угла вывернулся Томас и беспечно поинтересовался:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109