И не в том даже дело, не в неизбежной и лютой войне с нефтяниками — в конце концов, ассоциация автомобилестроителей тоже сила немалая. Не диверсий они испугаются, совсем другого, Страшно уходить от устоявшихся стереотипов производства, менять устоявшиеся за долгие годы коллективы специалистов .. правда, корпусников, скажем, и специалистов по шасси менять не придется… освоят… И вот еще что им будет страшно — что сами окажутся вроде бы как в стороне, хотя организаторам производства такого уровня и не обязательно разбираться в технологии. Они же американцы, автомобильное дело у них в крови — пусть кто-то и ее сможет отличить карбюратор от блока зажигания, но все тем не менее знают, где у собаки хвост, где голова. А тут им предстоит иметь дело со специалистами, говорящими на совершенно уж непонятном языке: холодная атомная реакция, видите ли… И конечно, их устрашат предвидимые масштабы изменений в стране, в американской жизни…
Все это Клем уже пережил, и благополучно пережил, вот он сознавал — опять-таки благодаря специфике своего образования, — что он иной, нежели руководители другик автомобильных компаний.
Зачем же тогда Си-Джи затевает столь безнадежное дело?
Не может остановиться, вот почему. Не может. Не может…
Мисс Карринггон уже обзванивает господ президентов и председателей советов директоров, согласовывая день и место встречи. Отдел по связям с прессой готовит материалы, в которых приоткрывается суть грядущей революции — очень осторожно, чтобы серьезные люди заинтере-
Совались этой информацией и не отвергли ее с порога, вдумались.
Дьяволы, как они точно рассчитала удар! После того как «гуроа» Эйвона был стерт с лица земля, ни о какой полноценной информации не приходилось и думать. «Ничего, я с ними рассчитаюсь, вы у меня попляшете, когда вышка взлетит на воздух», — думал Си-Джи. Думал, понимая всю нелепость этой затеи в деле такого масштаба.
А может быть, и не так уж глупа эта затея; нефтепромыслы — штука оч-чень уязвимая…
И конечно, на встрече должен быть представитель правительства: иначе посчитают, что они собрались для согласования цен на автомобили, а это запрещено законом.
Может быть, надо встретиться еще с людьми из «Гринпис» — организация как-никак влиятельная; они должны костьми лечь, поддерживая идею электромобиля.
Приятно, однако, было сознавать, что при всех условиях циркониевые месторождения скуплены — перспективное имущество…
Так или примерно так думал Клемент Гилберт, отщелкивая заметки на компьютере, принимая посетителей — приятных и неприятных, важных и никчемушных, — отдавая распоряжения, проводя очередной совет директоров. К середине дня он и вовсе отключился от мыслей об электромобиле: дела крутились и завивались штопором. В этом штопоре начинало казаться, что нет ничего важнее, чем подготовка моделей будущего года, и новой коробки передач, и нового полуавтоматического пилота, и соглашения с «Боингом», и прочих сиюминутных дел. Но совсем глубоко, на донышке сознания, все время бродила мысль… не мысль даже — ощущение: не хочу возвращаться в пустой дом, хочу, чтобы Энн была рядом. И чтобы мальчишки. Неизвестно еще, где им опаснее, в этом европейском захолустье или дома.
Автор же Эпохального Изобретения, заваривший всю кашу, тоже был ей не рад — по причинам, о которых уже говорилось. Он тоже остался без своей женщины, а сверх того — без мастерской, книг и возможности ездить в книжный магазин «Границы» в Аня-Арборе. Стал изгнанником из-за собственной дурости — так он это ощущал, отлично зная при том, что дурости никакой не было, что он предвидел этот вариант задолго до своего визита к Клему Гилберту. Даже уверен был, что именно так и выйдет, только не знал, каким способом их прищучат, и потому купил кое-что в тихой Голландки. Некое имение, кроме домика в Занстадте. Ах, Голландия — сонная веселая страна с миллионом велосипедов! Не знала она, какого опасного гостя приютила… Не знала и дремала себе спокойно. Поля за домом Марты Лионель затянуло вечерней дымкой, смолкли овцы в загонах, на башне бывшей ратуши засветились часы. По шоссе проносились, тихо шурша, машины деревенских жителей, возвращающихся из Амстердама, от дневных трудов, И вот, умягченный вечерним спокойствием — а может быть, сияющими серыми глазищами Амалии, — Умник смирился с навязанной ему опекой, разрешил охранникам ночевать в доме а произнес таинственно: «До завтра перебьемся», Что будет завтра, не сказал. И уединился с Мартой — на целый час.
Остальные сидели по углам. Рональд — у себя, за компьютером; оттуда временами слышалось щелканье клавиш и жужжание большого принтера. Амалия — на кухне, довольно просторной и уютной, хотя и вытянутой в кишку на голландский манер. Джек сидел в углу в самом буквальном смысле — на полу гостиной, под окном, выходящим на улицу, — и дремал.
Наконец наверху послышались тяжелые шаги, и Эйвон негромко позвал:
— Эй, сторожевые псы! Сюда!
Они, как было договорено, прошмыгнули к лестнице вдоль стен. Умник стоял в двери своей спальни и делал приглашающие жесты; когда Амалия с Джекам вошли, скучливо промолвил:
— Будет так, ребятки… Завтра переезжаем в другое место, там для вас найдется работа… кой какая работа.
— Кое-какая? — немедля переспросила Амалия, — Не объясните ли, сэр?
— Я тут, э-э… имею маленький заводик… мастерскую… — врастяжку проговорил Умник. — Двадцать человек рабочих, выпускает электрическое такое… вы не поймете, Там есть жилой дом, побольше этого, на десять примерно комнат. В общем, сами увидите. Марта завтра едет закупать меблировку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109