Кате все равно было — пускай звонит в полицию.Джошуа сказал в трубку:— Миссис Гарнет, это говорит Джошуа. Очень вас прошу, миссис Гарнет, огромная просьба, наведайтесь в маленькую гостиную… Благодарю вас…А Катя, глядя на телефон, внезапно поняла, что ей надо делать: потребовать, чтобы позвонили в Лондон, в посольство!— Сейчас она придет, — сообщил Джошуа. — Откуда русская леди так хорошо знает английский язык? Это очень удивляет.Но Катя уже не боялась его.— Позвоните в посольство! Слышите? Позво…Ее будто ударило под ложечку. Лоснящееся лицо Джошуа задрожало, и в светлой темноте раздался низкий гудящий вой и бормочущие, хриплые голоса: «Прроходит… накал дерржите… пять, четыре… лепессток… перегррружженнн…» И Катя увидела солнце, речку, и она опять была на Полудыньке, и щуренок светился в тени, быстро поводя хвостиком. Белый туман уходил вверх клочьями, по спирали.Катя стояла на своем портфеле, журчала вода, а во дворе института бухал волейбольный мяч.— Не правда, — сказала Катя и крепко схватилась обеими руками за теплый шершавый камень. Сползая с Полудыньки, окунула ботинок в воду и тут уже, не разбирая дороги, вылетела на берег и помчалась домой без оглядки. 3. ЯВЬ ИЛИ СОН? Конечно, у нее поднялась температура. Бабушка Таня засунула ее, горячую, в постель, как в холодильник, накормила кислым аспирином и села, горестно сложив руки на груди.Катя лежала, закрыв глаза, и вспоминала. Бутылочное войско, Джошуа — негра с этикетки, важного скворца и неизвестную миссис Гарнет. Кресла, которые понравились бы папе. Вспоминая, она задремала, но ей приснился неприятный сон. Большой черный скворец ругался по-английски.«Все время английские сны», — подумала она и поскорее проснулась. Или сначала проснулась, а после уже подумала. Ей очень хотелось рассказать обо всем бабушке Тане или папе. Наверное, у нее и температура поднялась от невысказанных слов. Не поверят! Катя ненавидела, когда ей не верили. Как хорошо бы сказать маме: «Мам, а мам, я хочу с тобой поделиться». К маме приходила соседка со смешным именем — Марианна Ивановна — делиться, то есть рассказывать о всякой чепухе, смешно! Амебы делятся, а не люди.Из прихожей послышался папин кашель: «Кхы-кхы», басом. Чем-то он доволен, если так кашляет. Ага, бросил портфель через всю комнату, в угол дивана. Катя услышала — шмяк! Бабушка Таня, конечно, кричит из кухни:— На место положите, на место, Яков Иванович!А отец рокочет, как бульдозер:— На месте сем он радует мой взор-р-р!Катя едва успела сообразить, что бы такое спросить, как он вошел и стал смотреть — спит она или не спит. Он был очень большой, но Джошуа, негр с этикетки, был еще больше.Присмотревшись, отец увидел, что она притворяется. Катя здорово умела притворяться спящей. И он всегда немного сомневался: а вдруг она спит на самом деле?Он засмеялся, но позвал шепотом, на всякий случай:— Эй!Катя, подпрыгнув на матрасе, перевернулась на спину и сказала:— Эй!— Как вы поживаете? — спросил отец по-английски.— Очень хорошо. Пап, а пап, давай сегодня поговорим по-русски?— Так уж и быть. Бабушка говорит, ты по воде бегаешь?— Бр-р-р… Несчастный случай, — сказала Катя. — Я не цапля.— Предположим, не цапля. Тогда зачем ты лезешь в воду?— Это все случайно, пап. Оступилась в лужу, — соврала Катя. — Знаешь, это хорошо, что вы научили меня английскому.— Ты мне зубы не заговаривай. Английский-французский, а бегаешь по лужам, как дошколенок, — сказал Яков Иванович.«Взрослых легко обмануть, — думала его дочь. — Рассказать или нет? А если он скажет — тебе показалось, больное воображение, и надо лечиться?»— Нелепое поведение… Подожди лета и бегай по лужам босиком… — выговаривал отец.«А может, рассказать? Опять получится — зубы заговариваю…»— …Босиком. А язык — это хорошо! Я бы на работе пропал, если бы не знал английского.— М-м.— Вызывали тебя сегодня?— Сегодня я отвечала закон Кирхгофа и галогены, пап.— Пятерки?— М-м.Яков Иванович кивнул. Он всегда остерегался ее хвалить и старался взвешивать каждый кивок. Очень легко зазнаться круглой отличнице, ведь в школе ее хвалят для примера остальным ученикам. Допустим, через день учитель нет-нет да скажет: «Молодец Катя Гайдученко!» Проходит месяц, потом год, и уже кончается седьмой класс — значит, семь лет Катьку хвалят. Он посчитал в уме, сколько раз ей говорили «молодец». Наверное, раз семьсот, если через день.Тем временем Катя смотрела на его желтые табачные пальцы и придумывала заход. Чтобы выспросить побольше, а самой не проболтаться. Она уже твердо решила — не рассказывать.По части разных выдумок они с отцом друг друга стоили вполне.— Пап, а пап, ты сегодня довольный?— Доволен и ублажён, дочь!— «Ублажён?»— Ублажён, то есть доведен до блаженного состояния. Поняла?— Поняла, корень — «блажь».— Э, нет… Корень, по-видимому, «благ». Благо, благодарю, блаженство.— Митька говорит «блажь». А про мать говорит «она блажная».— Митька Садов? По-видимому, он прав. Скверная баба, — сказал папа и покосился на дверь. Услышит такие слова мама… Ой!Но мама была в клубе, на репетиции.— Пап, а пап, люди могут перемещаться? — не удержавшись, спросила Катя.Отец поднял брови.— Ну, пап, ну как ты не понимаешь! Вот сидит-сидит человек на своем месте и вдруг перемещается. Совсем в другое место.— Где ты об этом слышала? — спросил отец как бы безразлично.— Нигде не слышала, я сама подумала… Вот хорошо бы сидеть-сидеть, а потом — хлоп! Гуляешь по Киеву или по Гавайским островам.— Пожалуйста! — сказал папа неискренним голосом. — Садись в самолет и валяй в Киев или на Гавайские острова. Х-м… перемещайся.— Фантастика-романтика, — сказала Катя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66